Мелхиседек Макивента (Салимский мудрец). 

                                                                    (подробнее о Мелхиседеках см. док 35, гл. 1,2,3,4)
   

  1. Учение Мелхиседека на Востоке (док. 94)
  2. Учение Мелхиседека в Леванте (док.95)
  3. Яхве – бог Евреев (док. 96)
  4. Эволюция представления о Боге у евреев (док.97) 
  5. Учение Мелхиседека на Западе (док.98)   

       Учение Мелхиседека на Востоке (Брахманизм, Индуизм, Лао-цзы и Конфуций, Гаутама Сиддхартха, Буддизм, Тибет);
       — Учение Мелхиседека в Леванте (Месопотамия. Египет: Аменемоп и Эхнатон. Иран, Заратустра. Аравия. Религия евреев: Яхве – бог евреев, Моисей; пророки: Самуил, Илия и Елисей, Амос и Осия, первый Исайя, Иеремия, второй Исайя; еврейская история и религия);
       — Учение Мелхиседека на Западе (Греция. Рим. Мистериальные культы. Митраизм. Христианство).
       

       Макивента Мелхиседек (Док. 93)
                            1. Воплощение Макивенты. 
                            2. Салимский мудрец. 
                            3. Учение Мелхиседека. 
                            4. Религия Салима.
                            5. Избрание Авраама. 
                            6. Завет Мелхиседека с Авраамом. 
                            7. Миссионеры Мелхисидека. 
                            8. Уход Мелхиседека. 
                            9. После ухода Мелхисидека. 
                            10. Текущий статус Макивенты Мелхиседека. 

       Мелхиседеки широко известны как чрезвычайные Сыны ввиду поразительно широкого спектра видов деятельности в мирах локальной вселенной. При возникновении любой экстраординарной ситуации или при необходимости предпринять нечто исключительное, за выполнение задания часто берётся один из Мелхиседеков. Отличительным свойством Сынов Мелхиседеков является способность действовать в чрезвычайных обстоятельствах и на самых различных уровнях вселенной, вплоть до физического уровня проявления личности. Такой же широкой способностью функционального изменения личности обладают, в некоторой степени, только Носители Жизни.
       Категория Мелхиседеков вселенского сыновства была чрезвычайно активна на Урантии. Корпус из двенадцати Мелхиседеков служил здесь вместе с Носителями Жизни. Следующий корпус из двенадцати Сынов начал исполнять обязанности планетарных попечителей вскоре после восстания Калигастии и оставался у власти вплоть до прибытия Адама и Евы. Эти двенадцать Мелхиседеков вернулись на Урантию после падения Адама и Евы и продолжали служить в качестве планетарных попечителей вплоть до того дня, когда Иисус Назарянин, как Сын Человеческий, стал номинальным Планетарным Князем Урантии.
       
       1. Воплощение Макивенты.
       
       В течение тысячелетий, последовавших за провалом Адамической миссии на Урантии, существовала опасность исчезновения откровения истины. Несмотря на интеллектуальный прогресс, человеческие расы постепенно регрессировали в духовном отношении. Около 3.000 лет до н.э. представление о Боге в разумах людей стало весьма туманным.
       Двенадцать попечительских Мелхиседеков знали о предстоящем посвящении Майкиэля на их планете, однако они не знали, как скоро это произойдёт; поэтому они собрались на важное совещание и направили Всевышним Эдентии прошение о принятии мер для поддержания света истины на Урантии. Это заявление было отклонено с предписанием, гласившим, что «ведение всех дел на 606-й планете Сатании полностью находится в руках смотрителей Мелхиседеков». После этого попечители обратились за помощью к Отцу-Мелхиседеку, но им пришлось довольствоваться советом действовать по своему усмотрению, укрепляя истину наиболее приемлемым способом вплоть «до прибытия посвященческого Сына», который «восстановит утраченный планетарный статус и снимет неопределённость».
       И именно вследствие того, что Мелхиседекам пришлось полностью положиться на собственные силы, один из двенадцати планетарных попечителей – Макивента Мелхиседек – вызвался совершить то, что осуществлялось только шесть раз за всю историю Небадона: воплотиться на земле в качестве смертного обитателя данного мира, посвятить себя оказанию планетарной помощи в роли чрезвычайного Сына. Салвингтонские власти дали своё согласие, и в Палестине, недалеко от того места, где предстояло появиться городу Салиму, произошло фактическое воплощение Макивенты Мелхиседека. Вся процедура материализации этого Сына-Мелхиседека была завершена планетарными попечителями в сотрудничестве с Носителями Жизни, некоторыми Главными Физическими Регуляторами и другими небесными личностями, находящимися на Урантии.
       
       2. Салимский мудрец.
       
       Макивента был посвящён человеческим расам Урантии за 1.973 года до рождения Иисуса. Его появление было непримечательным; его материализация прошла незаметно для человеческих глаз. Впервые смертный человек увидел его в тот памятный день, когда он вошёл в палатку Амдона – Халдейского пастуха Шумерского происхождения. И объявление его миссии было заключено в простом обращении, которое он адресовал этому пастуху: «Я – Мелхиседек, священник Эль-Эльона, Всевышнего, единого и единственного Бога».
       Когда пастух пришёл в себя от изумления, и после того как забросал этого незнакомца вопросами, он попросил Мелхиседека разделить с ним трапезу, и впервые за весь свой долгий путь во вселенной Макивента вкусил материальной пищи, которой предстояло поддерживать его на протяжении девяноста четырёх лет жизни в качестве материального существа.
       В ту ночь, во время беседы под звёздами, Мелхиседек приступил к своей миссии по раскрытию истины о реальности Бога, когда, широко взмахнув рукой, он повернулся к Амдону и сказал: «Эль-Эльон, Всевышний – это божественный создатель звёзд на небесном своде, равно как и этой самой земли, на которой мы живём, и он также является верховным Богом небес».
       За несколько лет Мелхиседек собрал вокруг себя группу учеников, последователей и верующих, которые образовали ядро будущей Салимской общины. Вскоре по всей Палестине он уже был известен как священник Эль-Эльона – Всевышнего – и как Салимский мудрец. В некоторых окружающих племенах его часто называли Салимским шейхом, или царём. Салим был тем поселением, которое после исчезновения Мелхиседека превратилось в город Иевус, впоследствии названный Иерусалимом.
       По своей внешности Мелхиседек напоминал представителя смешанных нодитских и шумерских народов того времени; он был почти шести футов роста и имел внушительный вид. Он говорил на халдейском и владел полудюжиной других языков. Одевался он почти также как ханаанские священники, за исключением того, что на груди он носил эмблему из трёх концентрических колец – принятый в Сатании символ Райской Троицы. В течение его служения эта эмблема стала для его последователей настолько священной, что они не смели пользоваться ею, и через несколько поколений она была забыта.
       Хотя по своему образу жизни Макивента походил на мужчин данного мира, он не только оставался неженатым, но и не мог оставить на земле потомство. Несмотря на то, что его физическое тело напоминало тело человека мужского пола, в действительности оно относилось к тому же типу специально созданных тел, которыми пользовались сто материализованных членов персонала Князя Калигастии, за исключением того, что оно не содержало в себе жизненной плазмы какой-либо человеческой расы. Не было на Урантии и дерева жизни. Если бы Макивента остался на земле на длительное время, его физический механизм стал бы постепенно изнашиваться; однако он завершил свою посвященческую миссию через девяносто четыре года – задолго до того, как его материальное тело начало разрушаться.
       Этот воплотившийся Мелхиседек получил Настройщика Мышления, который пребывал в его сверхчеловеческой личности в качестве временного наблюдателя и наставника плоти, набираясь опыта и практически знакомясь с Урантийскими проблемами и методом пребывания в воплощённом Сыне, что позволило такому духу Отца столь доблестно функционировать в человеческом разуме последующего Сына Бога, Майкиэля, когда он появился на земле в облике смертной плоти. И это единственный Настройщик Мышления, который когда-либо действовал в двух разумах на Урантии, однако оба разума были как божественными, так и человеческими.
       Вовремя инкарнации во плоти, Макивента поддерживал полную связь со своими одиннадцатью собратьями из корпуса планетарных хранителей, но он не мог сообщаться с другими категориями небесных личностей. Кроме попечительских Мелхиседеков, у него было не больше контактов со сверхчеловеческими разумными существами, чем у человека.
       
       3. Учение Мелхиседека.
       
       По прошествии десяти лет Мелхиседек организовал свои школы в Салиме, взяв за образец древнюю систему, выработанную сифитскими священниками второго Эдема. Даже понятие десятины, введённое позднее новообращённым Авраамом, было также почерпнуто из уцелевших преданий о методах древних сифитов.
       Мелхиседек учил концепции единого Бога, всеобщего Божества, однако он позволил людям связать это учение с Отцом Созвездия Норлатиадек, которого он назвал Эль-Эльон – Всевышний. Мелхиседек хранил почти полное молчание в отношении статуса Люцифера и положения дел на Иерусеме. Ланафорг, Властелин Системы, почти не имел дела с Урантией вплоть до завершения посвящения Майкиэля. Для большинства учеников Салима Эдентия была небесами и Всевышний был Богом.
       Три концентрических кольца, взятых Мелхиседеком в качестве символа своего посвящения, большинством людей были истолкованы как символ трёх царств: людей, ангелов и Бога. Им было позволено оставаться в таком убеждении. За всё время пребывания Мелхиседека на земле лишь несколько его последователей узнали, что эти три кольца символизируют бесконечность, вечность и всеобщность Райской Троицы – источника божественной поддержки и водительства; даже Авраам склонялся к тому, что эта эмблема обозначает трёх Всевышних Эдентии, поскольку ему было поведано, что трое Всевышних действуют, как один. Обучая концепции Троицы, символически выраженной этой эмблемой, Мелхиседек обычно соотносил её с тремя правителями категории Ворондадеков созвездия Норлатиадек.
       Для большинства своих последователей Мелхиседек ограничивал своё учение фактом правления Всевышних Эдентии – Богов Урантии. Однако для некоторых он открывал более глубокую истину, охватывающую управление и организацию локальной вселенной, а своему блестящему ученику Нордану Кенеянину и его увлечённой группе он раскрывал истины о сверхвселенной и даже Хавоне.
       Члены семьи Катро, в которой Мелхиседек прожил более тридцати лет, знали многие из этих более высоких истин и хранили их в своём роду вплоть до рождения их прославленного потомка Моисея, который, таким образом, унаследовал предание о днях Мелхиседека, переданное ему по отцовской линии, а также – из других источников – со стороны его матери.
       Мелхиседек учил своих последователей всему тому, что они могли воспринять и усвоить. Даже многие современные идеи о небесах и земле, о человеке, Боге и ангелах недалеко ушли от таких учений Мелхиседека. Однако этот великий учитель подчинил всё доктрине единого Бога – вселенского Божества, небесного Создателя, божественного Отца. Делая акцент именно на этом учении, Мелхиседек апеллировал к человеческой потребности в поклонении, а также готовил путь для последующего появления Майкиэля как Сына того же Всеобщего Отца.
       Мелхиседек учил, что в назначенный час другой Сын Бога придёт, как и он, во плоти, но что он будет рождён от женщины; и именно поэтому многочисленные последующие учителя считали, что Иисус был священником или служителем «навек по чину Мелхиседека».
       Так Мелхиседек проложил путь и подготовил поле деятельности для мирового распространения монотеизма, необходимого для посвящения подлинного Райского Сына единого Бога, столь ярко описанного им как Отца всего сущего и представленного Аврааму как Бога, готового принять человека по его личной вере. И когда Майкиэль появился на земле, он подтвердил всё, чему учил Мелхиседек в отношении Райского Отца.
       
       4. Религия Салима.
       
       Обряды Салимского поклонения были очень простыми. Каждый человек, ставивший свою подпись или личный знак на глиняных табличках церкви Мелхиседека, заучивал наизусть и принимал следующий символ веры:
       1. Я верю в Эль-Эльона, Всевышнего Бога, единственного Всеобщего Отца и Создателя всего сущего.
       2. Я принимаю завет Мелхиседека со Всевышним, который одаряет меня Божьим благоволением за мою веру, а не за жертвоприношения или всесожжения.
       3. Я обещаю выполнять семь заповедей Мелхиседека и нести всем людям благую весть об этом завете со Всевышним.
       В этом и заключался символ веры Салимской общины. Однако даже такая короткая и простая декларация веры была слишком сложной и прогрессивной для людей того времени. Они просто не могли представить, как можно получить божественное благоволение ни за что – за веру. Они были полностью уверены в том, что человек рождён должником перед богами. Слишком долго и слишком убеждённо они приносили свои жертвы и дары жрецам, чтобы постигнуть благую весть: спасение – божественное благоволение – есть свободный дар всем тем, кто верит в завет Мелхиседека. Уже то, что Авраам – пусть и без особого энтузиазма – верил, «вменили ему в праведность».
       Семь заповедей, провозглашённых Мелхиседеком, были составлены по образцу древнего высшего закона Даламатии и очень напоминали семь наставлений, которым учили в первом и втором Эдемах. Эти заповеди религии Салима гласили:
       1. Не поклоняйся никакому Богу, кроме Всевышнего Создателя небес и земли.
       2. Не сомневайся в том, что вера является единственным условием вечного спасения.
       3. Не произноси ложного свидетельства.
       4. Не убивай.
       5. Не кради.
       6. Не прелюбодействуй.
       7. Не выказывай неуважения своим родителям и старейшим.
       Хотя в общине не разрешалось никаких жертвоприношений, Мелхиседек хорошо знал, сколь тяжело осуществить внезапное искоренение давних обычаев и поэтому мудро предложил этим людям замену в виде таинства причащения хлебом и вином вместо прежнего жертвоприношения плоти и крови. Записано: «Мелхиседек, царь Салимский, вынес хлеб и вино». Однако даже это осторожное нововведение не увенчалось полным успехом; на окраинах Салима у каждого из различных племён были свои дополнительные центры, где они совершали жертвоприношения и устраивали всесожжения. Даже Авраам прибег к этой варварской практике после победы над Кедорлаомером: он просто не мог успокоиться, пока не принёс традиционную жертву. И Мелхиседеку так и не удалось полностью искоренить из религиозных обрядов своих последователей такую склонность к жертвоприношению, даже из практики Авраама.
       Как и Иисус, Мелхиседек строго придерживался исполнения своей посвященческой миссии. Он не пытался реформировать нравы, изменять обычаи мира, ни даже распространять гигиенические нормы или научные истины. Он пришёл, чтобы выполнить две задачи: сохранить на земле истину о едином Боге и подготовить путь для последующего смертного посвящения Райского Сына этого Всеобщего Отца.
       На протяжении девяноста четырёх лет Мелхиседек учил в Салиме основам истины откровения, и в течение этого времени Авраам трижды посещал Салимскую школу. В итоге, он обратился в вероучение Салима, став одним из самых блестящих учеников и главных помощников Мелхиседека.
       
       5. Избрание Авраама.
       
       Хотя говорить об «избранном народе» было бы заблуждением, не будет ошибкой назвать Авраама избранным человеком. Мелхиседек действительно возложил на Авраама ответственность за сохранение истины о едином Боге в противоположность господствовавшей вере во многие божества.
       Выбор Палестины в качестве места деятельности Макивенты отчасти объяснялся желанием войти в контакт с семьёй, заключавшей в себе потенциалы лидерства. Во времена воплощения Мелхиседека на земле было много семей, так же хорошо подготовленных к восприятию учения Салима, как и семья Авраама. Столь же одарённые семьи существовали среди красных и жёлтых людей, а также среди потомков Андитов к западу и северу. Однако ни один из этих районов не был столь же благоприятно расположен для грядущего появления Майкиэля на земле, как восточное побережье Средиземного моря. Миссия Мелхиседека в Палестине и последующее появление Майкиэля среди евреев в огромной мере определялись географией – расположением Палестины в центре торговли, путей сообщения и цивилизации той эпохи.
       В течение некоторого времени попечительские Мелхиседеки наблюдали за предками Авраама, и они были уверены в том, что в одном из поколений появится потомок, который будет отличаться умом, инициативностью, прозорливостью и искренностью. Дети Тераха, отца Авраама, в полной мере отвечали таким ожиданиям. Именно возможность установить связь с этими разносторонними детьми Тераха в значительной мере обусловила появление Макивенты в Салиме, а не в Египте, Китае, Индии или среди северных племён.
       Терах и вся его семья без особого энтузиазма обратились в религию Салима, которая проповедовалась в Халдее; они узнали о Мелхиседеке из проповеди Овида – финикийского учителя, возвещавшего Салимские вероучения в Уре. Они вышли из Ура с намерением дойти до Салима, но брат Авраама, Нахор, не видевший Мелхиседека, не проявил особого энтузиазма и уговорил их задержаться в Харане. Прошло много времени после их прибытия в Палестину, прежде чем они согласились уничтожить всех принесённых с собой домашних богов; они не спешили отказываться от множества богов Месопотамии ради единого Бога Салима.
       Через несколько недель после смерти отца Авраама, Тераха, Мелхиседек послал одного из своих учеников, Ярама Хеттеянина, чтобы тот передал Аврааму и Нахору следующее приглашение: «Приходите в Салим, где вы услышите наши учения – истину о вечном Творце; и в вашем, братья, просвещённом потомстве будет благословлён весь мир». Нахор не принял благой вести Мелхиседека; он остался и построил сильный город-государство, названный его именем; однако Лот, племянник Авраама, решил отправиться вместе со своим дядей в Салим.
       По прибытии в Салим Авраам и Лот остановились в крепости, находившейся на возвышенности неподалёку от города, где они могли защитить себя от многочисленных неожиданных набегов северных племён. В те времена хеттеи, ассирийцы, филистимляне и другие группы постоянно нападали на племена центральной и южной Палестины. Из своего укрепления на холмах Авраам и Лот совершали частые паломничества в Салим.
       Вскоре после того, как они обосновались неподалёку от Салима, Авраам и Лот отправились в долину Нила, чтобы запастись пропитанием, ибо в Палестине в то время была засуха. Во время их короткого посещения Египта Авраам обнаружил, что на египетском троне сидит его дальний родственник, и возглавил два триумфальных военных похода этого царя. Последний период пребывания в Египте Авраам и его жена Сара жили при дворе, и перед тем, как покинуть Египет, он получил причитавшуюся ему часть трофеев, взятых в военных походах.
       От Авраама потребовалась огромная решительность, чтобы отказаться от почестей египетского двора и вернуться к более духовной работе, организованной Макивентой. Однако Мелхиседека почитали даже в Египте, и когда фараон услышал подробный рассказ Авраама, он обратился к нему с настоятельным советом вернуться, чтобы исполнить свою клятву – служить делу Салима.
       Авраам жаждал царствовать, и возвращаясь из Египта, он познакомил Лота со своим планом по завоеванию всего Ханаана и подчинения его народов Салиму. Лот больше склонялся к коммерции; поэтому, после одного из очередных разногласий, он вернулся в Содом, чтобы заняться торговлей и животноводством. Лоту не нравилась ни военная, ни пастушеская жизнь.
       Вернувшись со своей семьёй в Салим, Авраам приступил к детальной разработке своих военных планов. Вскоре он был признан гражданским правителем территории Салима и собрал под своим руководством семь соседних племён. С большим трудом Мелхиседеку удалось удержать Авраама, который горел желанием идти вперёд и с помощью меча покорять соседние племена, чтобы они могли побыстрее узнать истины Салима.
       Мелхиседек поддерживал мирные отношения со всеми окружающими племенами; он не был сторонником военных мер и ни разу не был атакован армиями, которые двигались в различных направлениях. Он полностью соглашался с тем, что Аврааму следует продумать оборонную политику для Салима, подобно той, которая была принята позднее, но он не разделял далеко идущих захватнических планов своего ученика. Поэтому их отношения прервались, хотя они и расстались друзьями, и Авраам отправился в Хеврон, который он собирался превратить в свою военную столицу.
       Благодаря близким отношениям с прославленным Мелхиседеком, Авраам пользовался огромным преимуществом перед окружающими царьками; все они почитали Мелхиседека и чрезвычайно боялись Авраама. Авраам знал об их страхе и дожидался только удобного случая, чтобы атаковать своих соседей, и таким поводом стало нападение некоторых из этих правителей на владения его племянника, Лота, который жил в Содоме. Услышав об этом, Авраам, во главе семи союзных племён, двинулся на врага. Настал черёд его армии, которая насчитывала более 4.000 человек; командные посты занимали 318 его личных охранников.
       Когда Мелхиседек узнал об объявлении Авраамом войны, он отправился в путь, чтобы отговорить его, однако встретил своего бывшего ученика только тогда, когда тот возвращался с победой. Авраам утверждал, что Бог Салима принёс ему победу над врагами, и настоял на выделении десятой части трофеев в Салимскую казну. Остальные девяносто процентов он забрал в свою столицу Хеврон.
       После этого сражения при Сиддиме, Авраам стал вождём второй конфедерации из одиннадцати племён и не только платил десятину Мелхиседеку, но и следил за тем, чтобы так же поступали все окрестные племена. Его дипломатичные отношения с царём Содома, а также тот страх, который он повсюду вызывал, привели к тому, что Содомский и другие цари присоединились к военной Хевронской конфедерации; Авраам был действительно близок к созданию в Палестине могущественного государства.
       
       6. Завет Мелхиседека с Авраамом.
       
       Авраам намечал покорение всего Ханаана. Его решимость ослаблялась только тем, что Мелхиседек не одобрял этого замысла. Однако, когда Авраам совсем уже было решил приступить к осуществлению своего предприятия, он стал терзаться мыслью о том, что у него не было сына, который мог бы стать наследником будущего царства. Он договорился о новом свидании с Мелхиседеком и именно в ходе этой встречи священник Салима, зримый Сын Бога, убедил Авраама отказаться от своих стремлений к материальным завоеваниям и бренной власти в пользу духовного представления о царстве небесном.
       Мелхиседек объяснил Аврааму всю тщетность борьбы с конфедерацией аморитов, и недвусмысленно дал понять, что безрассудные обычаи этих отсталых племён ведут их к самоуничтожению, в результате чего через несколько поколений они будут настолько ослаблены, что потомки Авраама, к тому времени значительно возросшие в числе, смогут легко победить их.
       Здесь, в Салиме, Мелхиседек официально заключил завет с Авраамом. Он сказал Аврааму: «Посмотри на небо и сосчитай звёзды, если ты можешь счесть их; столько будет у тебя потомков». И Авраам поверил Мелхиседеку, и «это было вменено ему в праведность». И тогда Мелхиседек рассказал Аврааму о будущем покорении Ханаана его потомками после их пребывания в Египте.
       Этот завет Мелхиседека с Авраамом представляет собой великое Урантийское соглашение между божественностью и человечеством, согласно которому Бог соглашается выполнить всё; человек же соглашается только верить обещаниям Бога и следовать его наказам. Прежде считалось, что спасения можно добиться только делами – жертвами и подношениями; теперь Мелхиседек вновь возвестил на Урантии благую весть о том, что спасение – благоволение Бога – достигается верой. Однако, это евангелие простой веры в Бога было слишком продвинутым; впоследствии члены Семитских племён предпочитали возвращаться к более древней практике жертвоприношений и искупления греха через пролитие крови.
       Вскоре после заключения этого завета, в соответствии с обещанием Мелхиседека, у Авраама родился сын Исаак. С рождением Исаака Авраам стал чрезвычайно серьёзно относиться к своему договору с Мелхиседеком и отправился в Салим, чтобы сформулировать завет в письменном виде. Именно в связи с таким публичным и официальным принятием завета Аврам изменил своё имя на Авраам.
       Большинство Салимских верующих практиковали обрезание, но Мелхиседек никогда не вменял этого в обязанность. И хотя Авраам всегда был ярым противником обрезаний, он решил придать своему договору с Мелхиседеком особую торжественность, официально одобрив ритуал обрезания в знак подтверждения Салимского завета.
       Именно после такого непритворного и публичного отказа Авраама от личных амбиций во имя более значительных планов Мелхиседека, три небесных существа явились перед ним в долине Мамре. Это событие является фактом, несмотря на его связь с более поздними вымыслами, имеющими отношение к естественному разрушению Содома и Гоморры. И легенды о событиях тех дней показывают, сколь отсталыми были мораль и этика даже в столь недавние времена.
       После торжественного заключения завета Авраам и Мелхиседек восстановили свои дружеские отношения в полной мере. Авраам снова стал гражданским и военным правителем Салимской колонии, численность которой достигала ста тысяч членов братства Мелхиседека, регулярно плативших десятину. Авраам значительно улучшил Салимский храм и обеспечил всю школу новыми палатками. Он не только расширил систему десятины, но и усовершенствовал многие методы организации занятий в школе, не считая своего огромного вклада в улучшение руководства миссионерской службой. Кроме того, он сделал многое для повышения поголовья скота и реорганизации в Салиме молочного производства. Авраам был трезвым и умелым бизнесменом, богатым человеком для своего времени; он не отличался особой набожностью, однако был совершенно искренним и действительно верил в Макивенту Мелхиседека.
       
       7. Миссионеры Мелхисидека.
       
       На протяжении нескольких лет Мелхиседек продолжал наставлять своих учеников и готовить Салимских миссионеров, которые проникли во все окружающие племена, в особенности в Египет, Месопотамию и Малую Азию. С течением времени эти проповедники удалялись всё дальше от Салима, неся с собой евангелие Макивенты о вере в Бога и доверии к нему.
       Потомки Адамсона, селения которых располагались вокруг озера Ван, охотно внимали хеттским учителям Салимского культа. Из этих мест, где некогда находился центр андитской культуры, учителя направлялись в отдалённые районы Европы и Азии. Салимские миссионеры проникли во все регионы Европы и достигли даже Британских островов. Одна группа добралась до андитов Исландии через Фарерские острова, в то время как другая пересекла Китай и достигла восточных островов, на которых обитали японцы. Жизнь и опыт отважных мужчин и женщин, отправлявшихся в путь из Салима, Месопотамии и с берегов озера Ван для просвещения племён восточного полушария, представляют собой героические эпизоды истории человечества.
       Но задача была столь громадной, а племена – столь отсталыми, что результаты были смутными и неопределёнными. Из поколения в поколение, в различных местах, евангелие Салима попадало на благодатную почву, однако, за исключением Палестины, идея единого Бога так и не смогла завоевать устойчивого признания у какого-либо племени или народа. Задолго до прихода Иисуса учения ранних Салимских миссионеров оказались, в целом, растворёнными в древних и более широко распространённых суевериях и поверьях. Изначальное евангелие Мелхиседека было почти полностью поглощено верованиями в Великую Мать, Солнце, а также другими древними культами.
       Вы, кто пользуется сегодня преимуществами искусства печати, слабо понимаете, сколь трудно было сохранять истину в те давние времена; с какой лёгкостью одно поколение забывало новые учения своих предшественников. Для новой доктрины всегда существовала опасность растворения в древних религиозных учениях и магических обрядах. Новое откровение всегда загрязняется предшествующими эволюционными вероучениями.
       
       8. Уход Мелхиседека.
       
       Вскоре после разрушения Содома и Гоморры Мелхиседек решил закончить своё чрезвычайное посвящение на Урантии. Решение о завершении пребывания во плоти было принято им под воздействием целого ряда обстоятельств, главным из которых была растущая тенденция окружающих племён и даже ближайших соратников относиться к нему как к полубогу, сверхъестественному существу, кем он и являлся; однако в их отношении появилось чрезмерное благоговение и огромный суеверный страх. В дополнение к этим причинам, Мелхиседек хотел покинуть место своих земных трудов, оставив достаточно времени до смерти Авраама с тем, чтобы истина о едином и единственном Боге успела надёжно укрепиться в разумах его последователей. Поэтому, однажды вечером, Мелхиседек удалился на покой в свой шатёр в Салиме, пожелав своим человеческим спутникам доброй ночи, а когда они пришли к нему на следующее утро, в шатре никого не было, ибо собратья Мелхиседека забрали его.
       
       9. После ухода Мелхисидека.
       
       Внезапное исчезновение Мелхиседека стало огромным испытанием для Авраама. Несмотря на то, что Макивента недвусмысленно предупреждал своих последователей о том, что так же, как когда-то пришёл, он должен будет когда-то уйти, они не могли смириться с потерей своего замечательного лидера. Огромная организация, созданная в Салиме, почти полностью исчезла, хотя именно на традиции этих времён опирался Моисей, выводя евреев-рабов из Египта.
       Утрата Мелхиседека опечалила сердце Авраама, и эта печаль не оставляла его до самой смерти. Он покинул Хеврон, отказавшись от своих планов создания материального царства, а теперь, потеряв своего соратника по созданию духовного царства, он оставил Салим, отправившись на юг, чтобы жить поближе к своим владениям в Гераре.
       Сразу же после исчезновения Мелхиседека Авраам стал боязливым и робким. Прибыв в Герар, он скрыл своё имя, в результате чего Авимелех присвоил себе его жену. (Однажды ночью, вскоре после своей женитьбы на Саре, Авраам подслушал заговорщиков, собиравшихся убить его, чтобы забрать его великолепную жену. Этот страх постоянно преследовал Авраама – лидера, отличавшегося неизменной храбростью и отвагой; всю свою жизнь он боялся, что его тайно убьют для того, чтобы завладеть Сарой. Этим объясняется, почему в трёх отдельных случаях этот мужественный человек проявил настоящую трусость).
       Однако ничто не могло остановить Авраама от исполнения своей миссии в качестве преемника Мелхиседека. Вскоре он приобрёл новообращённых среди филистимлян и подданных Авимелеха. Заключив с ними договор, он, в свою очередь, перенял от них много суеверий, в особенности, практику принесения в жертву первенцев. Так Авраам вновь стал великим лидером в Палестине. Перед ним преклонялись все группы, его чтили все цари. Он был духовным лидером всех окружающих племён, и его влияние продолжало ощущаться в течение некоторого времени после его смерти. В последние годы жизни он ещё раз вернулся в Хеврон – в места своей прежней деятельности, где он трудился вместе с Мелхиседеком. Последним поступком Авраама была отправка доверенных слуг в находившийся на границе с Месопотамией город его брата, Нахора, для того, чтобы они подыскали среди его народа невесту для сына Авраама – Исаака. Среди народа Авраама долгое время существовал обычай вступать в брак со своими двоюродными братьями и сёстрами. Авраам умер с твёрдой верой в Бога – той верой, которой его научил Мелхиседек в исчезнувших школах Салима.
       Новому поколению было нелегко понять рассказ о Мелхиседеке; не прошло и пятисот лет, как многие стали считать всё это повествование вымыслом. Исаак довольно точно придерживался учений своего отца и хранил верность евангелию Салимской общины, но Иакову было труднее постичь значимость этих преданий. Иосиф твёрдо верил в Мелхиседека и, в основном по этой причине, пользовался у своих братьев репутацией мечтателя. Почести, оказанные Иосифу в Египте, во многом объяснялись памятью о его прадеде Аврааме. Иосиф получил предложение возглавить египетские армии, однако ввиду своей глубокой приверженности традициям Мелхиседека и последующим учениям Авраама и Исаака, он решил служить в качестве гражданского правителя, будучи уверенным в том, что таким образом сможет принести больше пользы для продвижения царства небесного.
       Учение Мелхиседека было полным и исчерпывающим, но письменные свидетельства о тех временах впоследствии казались последующим еврейским священникам невероятными и фантастичными, хотя многие из них в какой-то мере имели определённое представление об этих событиях, по крайней мере, вплоть до того времени, когда в Вавилоне были внесены многочисленные поправки в текст Ветхого Завета.
       То, что в Ветхом Завете представлено как беседы Авраама с Богом, в действительности было встречами Авраама с Мелхиседеком. Последующие писцы считали слово «Мелхиседек» синонимом слова «Бог». Упоминание многочисленных встреч Авраама и Сары с «ангелом Господним» относится к их частым посещениям Мелхиседека.
       Еврейские рассказы об Исааке, Иакове и Иосифе намного достовернее рассказов об Аврааме, хотя они также содержат много искажений фактов – умышленных и неумышленных изменений, внесённых при составлении этих повествований еврейскими священниками во время Вавилонского плена. Хеттура не являлась женой Авраама; как и Агарь, она была всего лишь наложницей. Вся собственность Авраама перешла Исааку, сыну Сары – его законной жены. Авраам не был в столь преклонном возрасте, как об этом говорится в письменных свидетельствах, и его жена была значительно моложе. Их возраст был специально изменён, чтобы впоследствии представить рождение Исаака как чудо.
       Национальная гордость евреев была чрезвычайно ущемлена Вавилонским пленом. Не желая мириться с чувством национальной неполноценности, они ударились в другую крайность – национальный и расовый эготизм, исказив и извратив свои традиции с намерением вознести себя, как богоизбранный народ, над другими; и в связи с этим они тщательно исправили все свои свидетельства, чтобы поставить Авраама и других национальных героев значительно выше всех остальных лиц, включая и самого Мелхиседека. Поэтому еврейские писцы уничтожили все упоминания об этом важном периоде, которые смогли найти, сохранив только рассказ о встрече Авраама с Мелхиседеком после сиддимского сражения, которое, как они полагали, овеяло Авраама славой.
       Так, забыв Мелхиседека, они забыли и учение этого чрезвычайного Сына о духовной миссии обещанного посвященческого Сына; забвение характера этой миссии было столь полным и окончательным, что лишь немногие из их потомков смогли или пожелали узнать и принять Майкиэля, когда тот появился на земле во плоти, как и было предсказано Макивентой.
       Однако один из авторов «Послания к Евреям» понимал миссию Мелхиседека, ибо сказано: «Этот Мелхиседек, священник Всевышнего, был также царём мира; без отца, без матери, без родословной, не имеющий ни начала дней, ни конца жизни, но подобный Сыну Бога, он остаётся священником во веки веков». Этот автор определяет Мелхиседека как прообраз последующего посвящения Майкиэля, утверждая, что Иисус был «священником, вовек по чину Мелхиседека». Хотя это сравнение и не совсем удачно, реальным фактом является то, что Христос получил временный титул на Урантии «по распоряжению двенадцати попечительских Мелхиседеков», исполнявших свои обязанности во время его посвящения в этом мире.
       
       10. Текущий статус Макивенты Мелхиседека.
       
       В период воплощения Макивенты попечительские Мелхиседеки Урантии действовали в количестве одиннадцати. Когда Макивента пришёл к заключению, что его миссия в качестве чрезвычайного Сына подошла к концу, он сообщил об этом своим одиннадцати партнёрам, которые сразу же приготовились использовать метод, с помощью которого ему предстояло освободиться от плоти и благополучно восстановить свой изначальный статус Мелхиседека. И на третий день после исчезновения из Салима он появился среди своих одиннадцати собратьев по назначению на Урантии и возобновил свою прерванную деятельность в качестве одного из планетарных попечителей 606-й планеты Сатании.
       Макивента завершил своё посвящение в качестве создания из плоти и крови так же внезапно и просто, как и начал. Ни его появление, ни его уход не сопровождались какими-либо необычными оповещениями или знамениями; его появление на Урантии не было отмечено ни оглашением воскресших, ни завершением планетарного судного периода; это посвящение было чрезвычайным. Но Макивента закончил своё пребывание во плоти только тогда, когда был должным образом освобождён от исполнения своих обязанностей Отцом-Мелхиседеком и информирован о том, что его чрезвычайное посвящение одобрено главой исполнительной власти Небадона, Гавриилом Салвингтонским.
       Макивента Мелхиседек продолжал проявлять огромный интерес к делам потомков тех людей, которые поверили в его учения в течение его жизни во плоти. Однако породнившиеся с кенитами наследники Авраама и Исаака были единственной линией, в которой на протяжении длительного времени сохранялось более или менее ясное представление о Салимских учениях.
       Всё тот же Мелхиседек на протяжении девятнадцати последующих веков продолжал сотрудничать со многими пророками и провидцами, стремясь сохранить истины Салима, пока не пришло время для появления на земле Майкиэля.
       Макивента оставался в должности планетарного попечителя вплоть до триумфального посвящения Майкиэля на Урантии. Впоследствии он был прикреплён к Урантийской службе на Иерусеме в качестве одного из двадцати четырёх управляющих и только недавно был повышен до положения личного посланника Сына-Создателя на Иерусеме в должности Наместника Планетарного Князя Урантии. Мы полагаем, что в полной мере возвращение Макивенты Мелхиседека к обязанностям, присущим данной категории сыновства, не произойдёт до тех пор, пока Урантия будет оставаться обитаемой планетой, и он будет продолжать являться, выражаясь категориями времени, вечным планетарным попечителем, представляющим Христа Майкиэля.
       Ввиду того, что его посвящение носило чрезвычайный характер, в архивах нет указаний на будущее Макивенты. Быть может, корпус Мелхиседеков Небадона навсегда потерял одного из своих членов. Недавние решения Всевышних Эдентии, подтверждённые впоследствии От Века Древними Уверсы, дают все основания предполагать, что этому посвященческому Мелхиседеку суждено занять место падшего Планетарного Князя Калигастии. Если наши предположения в этом отношении верны, то вполне возможно, что Макивента Мелхиседек лично явится на Урантию и в каком-то ином виде возьмёт на себя обязанности свергнутого Планетарного Князя или же появится на земле, чтобы действовать в качестве наместника Планетарного Князя, представляющего Христа Майкиэля, который в настоящее время фактически имеет титул Планетарного Князя Урантии. Хотя нам ещё далеко не ясно, какой может быть судьба Макивенты, произошедшие совсем недавно события убедительно свидетельствуют в пользу того, что подобные предположения, вероятно, недалеки от истины.
       Мы хорошо понимаем, каким образом Майкиэль, благодаря своему триумфу на Урантии, стал преемником и Калигастии, и Адама; как он стал Планетарным Князем Мира и вторым Адамом. И теперь мы видим, как этому Мелхиседеку присуждается титул Наместника Планетарного Князя Урантии. Будет ли он назначен также Наместником Материального Сына Урантии? Возможно ли, что произойдёт беспрецедентное и неожиданное событие – возвращение на планету Адама и Евы или части их потомства в качестве представителей Майкиэля с правами наместников второго Адама Урантии?
       Все эти предположения – в сочетании с уверенностью в будущем явлении как Сына-Судьи, так и Троичного Сына-Учителя, а также ввиду ясного обещания Сына-Создателя вернуться, – превращают Урантию в планету неопределённого будущего и одну из наиболее интересных и загадочных сфер во всей вселенной Небадон. Вполне возможно, что в одну из будущих эпох, с приближением Урантии к эре света и жизни, после завершения рассмотрения обстоятельств восстания Люцифера и предательства Калигастии судебными инстанциями, мы сможем стать свидетелями одновременного присутствия на Урантии Макивенты, Адама, Евы и Христа Майкиэля, а также либо Сына-Судьи, либо даже Троичных Сынов-Учителей.
       Существа нашей категории уже давно считают, что присутствие Макивенты в составе Иерусемского корпуса управляющих Урантии, двадцати четырёх советников, является достаточным свидетельством для подтверждения нашей уверенности в том, что ему суждено и далее сопровождать смертных Урантии на вселенском пути развития и восхождения вплоть до Райского Корпуса Завершения. Мы знаем, что Адаму и Еве предопределено сопровождать, таким образом, своих земных собратьев в дерзновенном продвижении к Раю после того, как Урантия утвердится в свете и жизни.
       Менее тысячи лет назад всё тот же Макивента Мелхиседек, бывший некогда Салимским мудрецом, в течение ста лет незримо присутствовал на Урантии в должности управляющего этой планетой; и если существующая система руководства планетарными делами сохранится, ему предстоит вернуться сюда в том же качестве по прошествии чуть более тысячи лет.
       Таков рассказ о Макивенте Мелхиседеке – одной из самых уникальных фигур среди тех, кто когда-либо был связан с историей Урантии, личности, которой, возможно, предстоит сыграть важную роль в грядущих событиях вашего странного и необычного мира.
       
       Представлено Мелхиседеком Небадона.
       
       

       а. Учение Мелхиседека на Востоке (док. 94)

       

       (Брахманизм, Индуизм, Лао-цзы и Конфуций, Гаутама Сиддхартха, Буддизм, Тибет.) 
 

       
       Древние учители салимской религии добирались до самых отдалённых племён Африки и Евразии, неизменно проповедуя благую весть Макивенты о вере человека в единого вселенского Бога и доверии к нему как единственной плате за божественное благоволение. Вся ранняя миссионерская деятельность салимского и других центров строилась по образцу завета Мелхиседека с Авраамом. Ни одна урантийская религия не располагала такими же увлечёнными и энергичными миссионерами, как эти благородные мужчины и женщины, которые несли учения Мелхиседека во все уголки восточного полушария. Эти миссионеры, набранные среди многих народов и рас, распространяли свои учения в основном через местных новообращённых. Во многих местах они создавали центры подготовки, в которых обучали местных жителей салимской религии, а затем направляли таких учеников к своим народам в качестве учителей.
       
       1. Салимское учение в ведической Индии.
       
       Во времена Мелхиседека Индия была космополитической страной, которая незадолго до того оказалась под политическим и религиозным господством арийско-андитских захватчиков, вторгшихся сюда с севера и запада. В то время только северные и западные части полуострова представляли собой районы сплошного расселения ариев. Эти ведические пришельцы принесли с собой многочисленные племенные божества. Их религиозные обряды напоминали ритуалы более древних андитских предков: отец по-прежнему действовал в качестве жреца, мать – жрицы, а семейный очаг служил жертвенником.
       В то время ведический культ развивался и видоизменялся под руководством касты брахманов – учителей-жрецов, постепенно подчинявших себе весь расширяющийся ритуал поклонения. Процесс слияния существовавших некогда тридцати трёх арийских божеств шёл полным ходом, когда салимские миссионеры достигли северной части Индии.
       Политеизм этих ариев представлял собой результат деградации их более раннего монотеизма, что произошло после разделения на племена, каждое из которых поклонялось своему богу. В течение первых веков второго тысячелетия до Христа процесс распада изначального монотеизма и тринитарности андитской Месопотамии перешёл в стадию соединения. Многочисленные боги были организованы в пантеон под триединым началом Дьяуса-питар – владыки небес, Индры – буйного повелителя атмосферы, и Агни – трёхглавого бога огня, владыки земли, остаточного символа более древнего представления о Троице.
       Явные генотеистические тенденции прокладывали путь развитому монотеизму. Древнейшее из божеств – Агни – нередко становилось отцом-главой, верховным богом всего пантеона. Принцип отца-божества, иногда называемого Праджапати, иногда именуемого Брахмой, исчез в последующей теологической борьбе брахманских жрецов с салимскими учителями. Брахман понимался как божественно-энергетическое начало, дающее жизнь всему ведическому пантеону.
       Салимские миссионеры проповедовали единого Бога Мелхиседека – Всевышнего небес. Такое представление не расходилось с нарождавшейся концепцией Отца-Брахмы как источника всех богов, однако салимская доктрина была неритуалистической и потому шла вразрез с догматами, традициями и учениями брахманского духовенства. Брахманские жрецы никогда не смогли бы принять салимское учение о спасении через веру, о благоволении Бога без ритуалов и жертвоприношений.
       Отказ от благой вести Мелхиседека о доверии к Богу и спасении через веру сыграл решающую роль в истории Индии. Салимские миссионеры много сделали для развенчания веры во всех древних ведических богов, но лидеры – ведические жрецы – отказались принять учение Мелхиседека о едином Боге и единой, простой вере.
       Для борьбы с салимскими проповедниками брахманы отобрали часть своих священных писаний того времени, и эта компиляция, в её более поздней редакции, дошла до современности как Ригведа – одна из древнейших священных книг. За ней последовали вторая, третья и четвёртая веды, ибо брахманы стремились закрепить, формализовать и увековечить ритуалы поклонения и жертвоприношения среди народов того времени. По красоте концепции и истинности постижения, лучшие из этих писаний равнозначны любым другим подобным собраниям. Однако с проникновением в эту более развитую религию тысяч и тысяч суеверий, культов и ритуалов южной Индии, она всё больше превращалась в самую пёструю теологическую систему, когда-либо созданную смертным человеком. Изучение вед вскроет некоторые как самые высокие, так и самые низкие представления о Божестве, которые когда-либо выдвигались.
       
       2. Брахманизм.
       
       С проникновением салимских миссионеров на юг, в заселённый дравидами Декан, они столкнулись с растущей кастовой системой, созданной ариями для предотвращения утраты национальной самобытности из-за наплыва вторичных сангикских народов. Ввиду того, что самой сущностью данной системы была каста брахманских жрецов, это социальное устройство чрезвычайно замедлило успехи салимских проповедников. Кастовая система не смогла спасти арийскую расу, но ей удалось увековечить брахманов, которые, в свою очередь, сохранили свою религиозную гегемонию в Индии вплоть до настоящего времени.
       И вот, с ослаблением ведизма из-за отказа от более высокой истины, культ ариев стал подвергаться всё большим посягательствам со стороны Декана. В отчаянной попытке сдержать эту волну, грозившую уничтожить их как расу и предать забвению их религию, каста брахманов попыталась вознести себя над всеми остальными. Они учили, что жертвоприношение божеству было всесильным и всемогущим по своей эффективности. Они провозгласили, что из двух основополагающих начал вселенной одним является божество Брахман, а другим – жреческая каста брахманов. Ни у одного другого народа Урантии жрецы не брали на себя смелость вознестись даже над своими богами, присвоить себе почести, предназначенные богам. Однако в своих самонадеянных утверждениях они зашли так далеко, что вся эта сомнительная система рухнула под натиском примитивных культов окружающих, менее развитых цивилизаций. Неблагоразумное высокомерие жрецов повергло всю Индию в пучину инерции и пессимизма, поглотившую и само огромное ведическое жречество.
       Чрезмерная сосредоточенность на себе неизбежно привела к страху перед не-эволюционирующим существованием «я» в бесконечном круговороте последовательных инкарнаций в облике человека, зверя или растения. Из всех пагубных верований, которые могли быть навязаны тому, что, возможно, являлось нарождавшимся монотеизмом, ни одно не было столь же отупляющим, как вера в переселение – доктрину перевоплощения душ, – привнесённую с дравидского Декана. Такая вера в повторяющиеся, утомительные и унылые переселения лишала борющихся смертных их давней и сокровенной надежды на обретение в смерти того освобождения и духовного прогресса, которые были частью их более древней ведической веры.
       За этим философски ослабляющем учением вскоре последовала доктрина вечного избавления от собственного «я» через погружение во вселенский покой и мир в абсолютном единении с Брахманом – сверхдушой всего творения. Человеческие желания и устремления были, в сущности, отняты у людей и практически уничтожены. На протяжении более чем двух тысячелетий лучшие умы Индии стремились освободиться от всех желаний, что широко распахнуло дверь навстречу тем более поздним культам и учениям, которые, фактически, заключили души многих индийских народов в оковы духовной безнадёжности. Из всех цивилизаций, ведо-арийская заплатила самую страшную цену за отказ от благой вести Салима.
       Каста как таковая не могла увековечить религиозно-культурную систему ариев, и с проникновением низших религий Декана на север наступил век отчаяния и безнадёжности. Именно в этот мрачный период появился и до сих пор существует культ неубиения. Многие из новых культов были откровенно атеистическими, утверждавшими, что спасение, насколько оно было возможным, достигалось только за счёт собственных усилий человека, без посторонней помощи. Однако во многих положениях такой неудачной философии можно обнаружить остатки искажённых учений Мелхиседека и даже Адама.
       Это было время составления более поздних писаний индуизма – Брахманов и Упанишад. Отвергнувшее учения о личной религии через опыт личной веры в единого Бога, осквернённое потоком разлагающих и ослабляющих культов и вероучений Декана с их антропоморфизмом и реинкарнацией, брахманское жречество выступило с бурным протестом против этих развращающих верований; появилось явное стремление к поиску истинной реальности. Брахманы принялись освобождать индийскую концепцию божества от антропоморфизма, но при этом они впали в тяжкое заблуждение, лишив своё представление о Боге личностного аспекта, в результате чего вместо величественного духовного идеала Всеобщего Отца у них сложилось смутное метафизическое представление о всеохватном Абсолюте.
       В своём стремлении к самосохранению брахманы отвергли единого Бога Мелхиседека, оставшись с гипотезой о существовании Брахмана – той неопределённой и обманчивой философской «самости», того неличностного и бессильного оно, из-за которого духовная жизнь Индии с тех прискорбных дней и вплоть до двадцатого века пребывает в состоянии беспомощности и подавленности.
       Именно в период создания Упанишад в Индии возник буддизм. Однако, несмотря на свой тысячелетний успех, он не мог конкурировать с появившимся позднее индуизмом; вопреки своей более высокой морали, его ранние изображения Бога были даже более неопределёнными, чем в индуизме, который признавал меньшее число божеств, обладавших к тому же личностными качествами. В итоге, в северной Индии буддизм уступил место воинственному исламу с его чётким представлением об Аллахе как о верховном Боге вселенной.
       
       3. Философия брахманизма.
       
       Хотя брахманизм на высшей стадии своего развития едва ли можно назвать религией, он поистине стал одним из наиболее возвышенных достижений смертного разума в области философии и метафизики. Отправившись на поиски окончательной реальности, индийский разум не остановился, пока не затронул практически все аспекты теологии, за исключением важнейшей двойственной концепции религии: существования Всеобщего Отца всех вселенских созданий и реальности опыта восхождения во вселенной тех же созданий, стремящихся достичь вечного Отца, который повелел им быть такими же совершенными, каким является он сам.
       В представлении о Брахмане мыслители того времени правильно усмотрели идею некоего всё-насыщающего Абсолюта, ибо этот постулат одновременно отождествлялся с созидательной энергией и космической реакцией. Считалось, что Брахман не поддаётся какому-либо определению и может быть понят только с помощью последовательного отрицания всех конечных свойств. Хотя концепция Брахмана несомненно являлась верой в абсолютное и даже бесконечное существо, данное представление было в принципе лишено личностных атрибутов и потому не могло быть воспринято через личный опыт верующих.
       Брахман-Нараяна понимался как Абсолют, бесконечное ТО, ЧТО ЕСТЬ, изначальная созидательная потенция потенциального космоса, Всеобщее «Я», существующее в статическом и потенциальном состоянии на протяжении всей вечности. Если бы философы того времени были способны сделать следующий шаг в восприятии божества, если бы они смогли представить Брахмана как ассоциативное и созидательное начало, как личность, познаваемую созданными и эволюционирующими существами, то такое учение могло бы стать наиболее развитым урантийским представлением о Божестве, ибо оно включало бы в себя пять первых уровней функционирования всеобъемлющего божества и, возможно, смогло бы предвосхитить два оставшихся.
       В некоторых своих аспектах концепция Единой Всеобщей Сверхдуши как всеобъемлющей совокупности существования всех созданий вплотную подвела индийских философов к истине о Верховном Существе, но эта истина не принесла им пользы, ибо они не смогли разработать какого-либо обоснованного или рационального личностного подхода к достижению своей теоретической монотеистической цели – Брахмана-Нараяны.
       Со своей стороны, принцип кармы – принцип непрерывности причинности – весьма близок к истине об отражательном синтезе всех пространственно-временных действий в Верховном Божестве. Но этот постулат предусматривает не равноправное и личностное достижение Божества индивидуальным верующим, а лишь окончательное поглощение каждой личности Всеобщей Сверхдушой.
       Кроме того, философия брахманизма вплотную приблизилась к осознанию внутренних Настройщиков Мышления, что, однако, было извращено из-за ошибочного представления об истине. Учение о том, что душа является вселившимся в человека Брахманом, могло бы расчистить путь для прогрессивной религии, если бы это представление не было полностью искажено верой в то, что индивидуальность человека не существует помимо пребывающего в ней Всеобщего.
       В доктрине о слиянии индивидуальной души со Сверхдушой индийские теологи не оставили места для спасения чего-то человеческого, чего-то нового и неповторимого, чего-то такого, что рождалось бы от союза воли человека с волей Бога. Учение о возвращении души к Брахману созвучно истине о возвращении Настройщика в лоно Всеобщего Отца, однако есть нечто, отличное от Настройщика, что также продолжает жить – моронтийный дубликат человеческой личности. А в философии брахманизма это жизненно важное представление роковым образом отсутствует.
       Философия брахманизма приблизилась ко многим фактам вселенной и почти подошла к многочисленным космическим истинам, но она слишком часто становилась жертвой неспособности провести различие между несколькими уровнями реальности, такими, как абсолютный, трансцендентальный и конечный. Она не смогла принять во внимание тот факт, что являющееся конечно-иллюзорным на абсолютном уровне может быть абсолютно реальным на конечном уровне. Кроме того, она не обратила никакого внимания на основополагающую личность Всеобщего Отца, с которым можно поддерживать личную связь на всех уровнях – от эволюционного создания, с его ограниченным опытом общения с Богом, до уровня Вечного Сына, обладающего неограниченным опытом общения с Райским Отцом.
       
       4. Религия Индуизма.
       
       Со временем население Индии отчасти вернулось к древним ритуалам вед, модифицированных учениями миссионеров Мелхиседека и закреплённых впоследствии брахманским духовенством. Эта древнейшая и самая космополитическая из мировых религий претерпела дальнейшие изменения под влиянием буддизма и джайнизма, а также последующих воздействий мусульманства и христианства. Однако учения Иисуса ко времени своего появления в Индии настолько пропитались культурой Запада, что стали «религией белого человека», чуждой индуистскому сознанию.
       В настоящее время индуистская теология описывает четыре нисходящих уровня божества и божественности:
       1. Брахман: Абсолют, Бесконечный, ТО, ЧТО ЕСТЬ.
       2. Тримурти: верховная триада индуизма. В этом объединении первый член триады, Брахма, представляется самосозданным из Брахмана – бесконечности. Если бы не тесная связь с пантеистическим Бесконечным, Брахма мог бы стать основой для концепции Всеобщего Отца. Брахма также отождествляется с судьбой.
       Поклонение второму и третьему членам триады, Шиве и Вишну, возникло в первом тысячелетии после Христа. Шива является владыкой жизни и смерти, богом плодородия и верховным разрушителем. Вишну исключительно популярен благодаря вере в то, что он периодически воплощается в облике человека. Таким образом, в воображении индийцев Вишну становится реальным и живым. Некоторые рассматривают Шиву или Вишну как верховных над всем сущим.
       3. Ведические и пост-ведические божества. Многие из древних арийских богов, такие, как Агни, Индра, Сома, сохранились в качестве второстепенных по отношению к трём членам Тримурти. Со времени древней ведической Индии появились многочисленные дополнительные боги, которые также вошли в индуистский пантеон.
       4. Полубоги: сверхлюди, почти боги, герои, демоны, призраки, злые духи, эльфы, монстры, гоблины и святые более поздних культов.
       Хотя индуизму долго не удавалось вдохнуть новую жизнь в индийский народ, эта религия обычно отличалась терпимостью. Его великая сила заключается в том факте, что он оказался самой адаптируемой и аморфной из всех религий, появившихся на Урантии. Он способен практически на бесконечные изменения и легко приспосабливается в необычайно широких пределах – от высоких и полумонотеистических рассуждений интеллектуального брахмана до неприкрытого фетишизма и примитивных культовых обрядов униженных и угнетённых классов невежественных верующих.
       Индуизм сохранился потому, что в своей сущности он является неотъемлемой частью основы общественного строя Индии. В нём нет огромной иерархии, которую можно было бы потревожить или уничтожить; он тесно связан с образом жизни народа. Его способность приспосабливаться к изменяющимся условиям превосходит все остальные культы, а его отношение к другим религиям отличается терпимостью и готовностью заимствовать их элементы: Гаутама Будда и даже сам Христос объявлены воплощениями Вишну.
       Сегодня в Индии существует настоятельная потребность в евангелии Иисуса – Отцовстве Бога и сыновстве, а также вытекающем из него братстве всех людей, что на личном уровне проявляется в преданной опеке и общественном служении. В Индии существует философская основа, имеется культовая структура; не хватает только той пробуждающей искры, которой является динамическая любовь, описанная в изначальном евангелии Сына Человеческого, – евангелии, очищенном от западных догм и доктрин, превращавших посвящённую жизнь Майкиэля в религию белого человека.
       
       5. Борьба за истину в Китае.
       
       По мере того, как салимские миссионеры продвигались по Азии, распространяя учения о Всевышнем Боге и спасении через веру, они впитывали многие аспекты философской и религиозной мысли различных стран. Однако учителя, посланные Мелхиседеком и его преемниками, оправдали оказанное им доверие; они действительно достигли всех народов Евразии и в середине второго тысячелетия до Христа прибыли в Китай. В течение более ста лет, в своём центре в районе Си-Фука, посланники Салима готовили китайских учителей, проповедовавших на всей территории расселения жёлтой расы.
       Прямым следствием этого учения и стало возникновение в Китае древнейшей формы даосизма – религии, полностью отличавшейся от той, что носит это имя сегодня. Ранний даосизм, или прото-даосизм, был соединением следующих факторов:
       1. Остаточных учений Синглангтона, от которых сохранилось представление о Шан-ди, Боге Небес. Во времена Синглангтона китайский народ практически перешёл к монотеизму, сосредоточив своё учение вокруг поклонения Единой Истине, позднее известной как Дух Небес, правитель вселенной. И жёлтая раса никогда полностью не теряла своего древнего представления о Божестве, хотя в последующие века в их религию исподволь проникли многие второстепенные боги и духи.
       2. Религии Салима о Всевышнем Божестве-Создателе, готовом одарить человека своим благоволением в ответ на его веру. Однако бесспорным фактом является и то, что ко времени проникновения миссионеров в земли жёлтой расы их проповедь значительно отличалась от простых салимских учений, изначально существовавших во времена Макивенты.
       3. Концепции Брахмана-Абсолюта индийских философов в сочетании со стремлением избавиться от всякого зла. Возможно, самое сильное внешнее влияние на салимскую религию при её распространении на восток оказали индийские учителя ведизма, которые ввели в салимскую идею спасения своё представление о Брахмане – Абсолюте.
       Такое смешанное вероучение распространилось на все территории, заселённые жёлтой и коричневой расами, став основополагающим фактором их религиозно-философской мысли. В Японии этот прото-даосизм был известен как синтоизм, и народ этой страны, находившейся на огромном расстоянии от палестинского Салима, узнал об инкарнации Макивенты Мелхиседека, который жил на земле для того, чтобы человечество не забыло имя Бога.
       В Китае все эти вероучения были впоследствии перепутаны и смешаны с постоянно растущим культом поклонения предкам. Но никогда со времени Синглангтона китайцы не были беспомощными рабами духовенства. Жёлтая раса первой перешла от кабалы варварства к организованной цивилизации, ибо она первой обрела некоторую степень свободы от малодушного страха перед богами; даже страх перед призраками мёртвых был здесь не таким сильным, как у остальных рас. Поражение Китая объяснялось тем, что он не пошёл дальше освобождения от жрецов и ударился почти в столь же пагубное заблуждение – поклонение предкам.
       Но усилия посланников Салима были не напрасны. Именно на фундаменте их евангелия построили свои учения великие китайские философы шестого века. Нравственная атмосфера и духовные воззрения эпохи Лао-цзы и Конфуция выросли из учений салимских миссионеров более древней эпохи.
       
       6. Лао-цзы и Конфуций.
       
       Примерно за шестьсот лет до прибытия Майкиэля у Мелхиседека, уже давно завершившего своё пребывание во плоти, создалось впечатление, что чистоте оставленного им на земле учения грозит слишком большая опасность из-за повсеместного смешения с более древними урантийскими верованиями. В течение какого-то времени казалось, что его миссия – миссия предтечи Майкиэля – может закончиться неудачей. И в шестом веке до Христа, благодаря необычному взаимодействию духовных сил, не до конца понятному даже планетарным наблюдателям, Урантия стала местом действительно необычайного изложения разнообразных религиозных истин. При помощи нескольких человеческих учителей салимское евангелие было восстановлено и обрело новую жизнь, и в этой форме оно в значительной мере сохранилось вплоть до времени составления данных документов.
       Во всём цивилизованном мире это уникальное столетие духовного прогресса охарактеризовалось появлением великих учителей в области религии, нравственности и философии. В Китае двумя выдающимися учителями были Лао-цзы и Конфуций.
       Лао-цзы опирался непосредственно на идеи салимской традиции, провозгласив Дао – Единой Первопричиной всего творения. Лао был человеком огромной духовной проницательности. Он учил, что «извечной целью человека является вечный союз с Дао – Высшим Богом и Всеобщим Царём». Его понимание предельной причинности отличалось глубиной постижения, ибо он писал: «Единство возникает из Абсолютного Дао, и из Единства возникает космическое Двуединство, и из такого Двуединства рождается Триединство, и Триединство является первоисточником всей реальности». «Вся космическая реальность пребывает в состоянии постоянного равновесия между потенциальным и актуальным, и дух божественности извечно гармонизирует эти начала».
       Лао-цзы также одним из первых изложил учение о воздаянии добром за зло: «Добродетель порождает добродетель, однако для истинно добродетельного человека зло также порождает добродетель».
       Он учил, что создание возвращается к Создателю, и представлял жизнь как возникновение личности из космических потенциалов, сравнивая смерть с возвращением этой личности создания домой. Его представление об истинной вере отличалось от обычного, и он также сравнивал её с «отношением ребёнка».
       Лао-цзы ясно понимал вечную цель Бога, ибо он говорил: «Абсолютное Божество не прилагает усилий, но всегда торжествует; оно не принуждает человечество, но всегда готово откликнуться на его истинные желания; воля Бога вечна в своём терпении и вечна в неизбежности своего выражения». Говоря об истинности того, что блаженнее давать, нежели брать, он сказал об истинно верующем: «Добродетельный человек стремится не придержать истину для себя, а посвятить это богатство своим собратьям, ибо именно в этом заключается претворение истины. Воля Абсолютного Бога всегда приносит благо и никогда не разрушает; цель истинно верующего – всегда действовать, но никогда не принуждать».
       Учение Лао о непротивлении и то различие, которое он проводил между действием и принуждением, позднее были извращены, превратившись в принцип «ничего не видеть, ничего не делать и ни о чём не думать». Но Лао никогда не учил таким ложным представлениям, хотя его концепция непротивления и сыграла свою роль в последующем развитии пацифистских тенденций у народов Китая.
       Однако популярный даосизм Урантии двадцатого века имеет очень мало общего с возвышенными воззрениями и космическими представлениями древнего философа, учившего своему пониманию истины, которое заключалось в следующем: вера в Абсолютного Бога является источником той божественной энергии, которая возродит мир и с помощью которой человек восходит к духовному единению с Дао – Вечным Божеством и Создателем-Абсолютом вселенных.
       Конфуций (Кун Фу-цзы) был младшим современником Лао в Китае шестого века. Конфуций положил в основу своих доктрин лучшие нравственные традиции, почерпнутые из долгой истории жёлтой расы и в некоторой степени испытал влияние сохранившихся традиций салимских миссионеров. Его главный труд представлял собой собрание мудрых изречений древних философов. Этот учитель был отвергнут при жизни, но с тех пор его писания и учения оказывают огромное воздействие в Китае и Японии. Конфуций бросил вызов шаманам, заменив магию моралью. Однако он переусердствовал, превратив порядок в новый фетиш и учредив уважение к древнему этикету, который чтят в Китае до настоящего времени – времени написания данных документов.
       Конфуцианская проповедь морали основывалась на теории о том, что земной путь есть искажённая тень пути небесного, что истинная модель мирской цивилизации есть зеркальное отражение вечного порядка небес. Потенциальная концепция Бога была почти полностью подчинена в конфуцианстве тому особому значению, которое придавалось Небесному Пути, модели космоса.
       За исключением немногочисленных приверженцев, Восток забыл учения Лао, но труды Конфуция с тех пор являются основным компонентом морали в культуре почти трети урантийцев. Хотя конфуцианские заповеди увековечивали то лучшее, что было в прошлом, в определённом смысле они противоречили самому китайскому духу исследований, который привёл к достижениям, вызывавшим такое поклонение. Влиянию этих доктрин безуспешно пытались противостоять имперские устремления Цинь Шихуанди и учения Мо Ди, провозгласившего, что братство может быть основано не на этическом долге, а на любви Бога. Он стремился возродить древний поиск новой истины, однако его учения потерпели неудачу из-за решительного сопротивления учеников Конфуция.
       Подобно многим другим учителям духовности и морали, и Конфуций, и Лао-цзы со временем стали обожествляться своими последователями в эпоху духовного упадка, которая наступила в Китае в период между деградацией и извращением даосизма и приходом буддистских миссионеров из Индии. В течение этих ущербных в духовном отношении веков религия жёлтой расы выродилась в жалкую теологию, которая кишела дьяволами, драконами и злыми духами, что свидетельствовало о возвращении страхов непросвещённого смертного разума. И Китай, когда-то возглавлявший человеческий род благодаря своей прогрессивной религии, отстал – отстал из-за временной неспособности пойти по истинному пути развития того Богосознания, которое является непременным условием подлинного прогресса не только отдельного смертного, но также запутанных и сложных цивилизаций, характерных для развития культуры и общества на эволюционной пространственно-временной планете.
       
       7. Гуатама Сиддхарта.
       
       Одновременно с Лао-цзы и Конфуцием в Китае, ещё один великий учитель истины появился в Индии. Гаутама Сиддхартха родился в шестом веке до Христа в северной индийской провинции Непал. Позднее его последователи превратили Гаутаму в сына несказанно богатого правителя, хотя в действительности он являлся наследником мелкого вождя, который правил благодаря покорности обитателей отдалённой горной долины в южных Гималаях.
       После шести лет безуспешных занятий йогой Гаутама сформулировал положения, из которых выросла философия буддизма. Сиддхартха вступил в решительную, хотя и тщетную, борьбу с усилением кастовой системы. Этого молодого пророка отличали возвышенная искренность и удивительное бескорыстие, чрезвычайно привлекавшие людей того времени. Он призывал отказаться от поисков индивидуального спасения через физические лишения и личные страдания. И он призывал своих последователей нести его евангелие по всему миру.
       На фоне запутанных и изобилующих крайностями культов Индии живительной переменой стали более трезвые и умеренные учения Гаутамы. Он осуждал богов, жрецов и их жертвоприношения, но и он не сумел увидеть личности Единого Всеобщего. Не веря в существование индивидуальной человеческой души, Гаутама, конечно, героически боролся с освящённым традицией вероучением в переселение душ. Он предпринял благородную попытку освободить людей от страха, позволить им чувствовать себя непринуждённо в своём доме – большой вселенной, однако ему не удалось указать им путь, ведущий к реальному небесному дому восходящих смертных – к Раю – и к расширяющемуся служению в вечной жизни.
       Гаутама был истинным пророком, и если бы он внял советам отшельника Годада, он смог бы пробудить всю Индию тем воодушевлением, которое принесло бы возрождение салимского евангелия – спасения в вере. Годад был родом из семьи, хранившей традиции миссионеров Мелхиседека.
       Гаутама основал свою школу в Бенарисе. На втором году её существования один из учеников, Баутан, поделился с учителем преданиями салимских миссионеров о завете Мелхиседека с Авраамом; и хотя Сиддхартха не обладал ясным представлением о Всеобщем Отце, он стал сторонником прогрессивных взглядов на спасение через веру, простую веру. Объявив об этом своим последователям, он начал отправлять группы своих учеников, по шестьдесят человек в каждой, для провозглашения народу Индии «благой вести о свободном спасении, о том, что все люди, высокие и низкие, могут обрести блаженство благодаря вере в праведность и справедливость».
       Жена Гаутамы верила в евангелие своего мужа и основала орден монахинь. Его сын стал преемником отца и значительно расширил культ; он понял новую идею о спасении через веру, однако в последние годы своей жизни, будучи уже в преклонном возрасте, проявил нерешительность в отношении салимского евангелия о достижении божественного благоволения с помощью одной только веры, и его предсмертными словами были: «Творите своё собственное спасение».
       Когда евангелие Гаутамы возвещалось в своём высшем виде, его евангелие всеобщего спасения, свободное от жертвоприношений, истязаний, ритуалов и жрецов, являлась революционным и удивительным для своего времени учением. И оно поразительно близко подошло к тому, чтобы стать возрождением салимского евангелия. Многие отчаявшиеся души нашли в нём своё пристанище, и, несмотря на его гротескное извращение в последующие века, оно до сих пор остаётся надеждой миллионов людей.
       В доктринах Сиддхартхи было намного больше истины, чем в современных культах, носящих его имя. Современный буддизм так же мало напоминает учения Гаутамы Сиддхартхи, как христианство – учения Иисуса Назарянина.
       
       8. Буддистская вера.
       
       Для того чтобы стать буддистом, человеку требовалось только публично заявить о своей вере, произнося формулу Прибежища: «Я нахожу своё прибежище в Будде; я нахожу своё прибежище в Учении; я нахожу своё прибежище в Братстве».
       Буддизм был порождением исторического лица, а не мифа. Последователи Гаутамы называли его Шаста, что означает господин или учитель. Хотя он не претендовал на сверхчеловеческое происхождение, ученики Гаутамы вскоре стали называть его просветлённый, Будда, а впоследствии – Шакьямуни Будда.
       Изначальное евангелие Гаутамы основывалось на четырёх благородных истинах:
       1. Благородные истины страдания.
       2. Истоки страдания.
       3. Уничтожение страданий.
       4. Путь к уничтожению страданий.
       С доктриной страдания и освобождения от него была тесно связана философия Восьмеричного Пути: правильных взглядов, устремлений, речи, поведения, средств к существованию, усилий, внимательности и созерцания. В намерения Гаутамы не входило уничтожение всякого усилия, желания и страсти для освобождения от страдания. Скорее, его учение было направлено на то, чтобы показать смертному разуму, сколь тщетно связывать свои надежды и устремления с одними только временными и материальными целями. Речь шла не столько о том, чтобы избегать любви своих собратьев, сколько о том, чтобы взор истинно верующего был обращён также за пределы связей материального мира, к реальностям вечного будущего.
       В проповеди Гаутамы существовало пять моральных заповедей:
       1. Не убивай.
       2. Не кради.
       3. Не прелюбодействуй.
       4. Не лги.
       5. Не пей одурманивающих напитков.
       Существовало несколько дополнительных, или второстепенных, заповедей, соблюдение которых осуществлялось по выбору верующих.
       Сиддхартха вряд ли верил в бессмертие человеческой личности; его философия признавала лишь нечто вроде функциональной непрерывности. Он ни разу не дал ясного определения тому, что именно он включал в учение о нирване. Тот факт, что теоретически её можно было испытать в течение смертного существования, говорит о том, что она не рассматривалась как состояние полной аннигиляции. Под нирваной подразумевалось высшее просветление и небесное блаженство, когда рушатся все узы, связывающие человека с материальным миром; появляется свобода от желаний смертной жизни и освобождение от всякой опасности повторных инкарнаций.
       В соответствии с изначальными учениями Гаутамы, спасение, помимо божественной помощи, достигается за счёт человеческих усилий; здесь нет места для спасительной веры или молитв, обращённых к сверхчеловеческим силам. В своей попытке свести к минимуму суеверия Индии, Гаутама стремился отвратить людей от вульгарных утверждений о магическом спасении. И в этом он оставил своим преемникам широкое поле для ошибочных толкований своего учения и позволил им утверждать, что любая попытка человека чего-то достигнуть неприятна и мучительна. Его последователи не заметили того, что высшее счастье связано с разумным и увлечённым стремлением к достойным целям, и что такие достижения – истинный прогресс в космической самореализации.
       Великой истиной учения Сиддхартхи был тезис о вселенной абсолютной справедливости. Это была лучшая философия без бога, когда-либо созданная смертным человеком; она представляла собой идеальный гуманизм, устранивший все основания для появления суеверий, магических ритуалов и страха перед призраками или демонами.
       Огромная слабость изначального евангелия буддизма заключалась в том, что оно не создало религии бескорыстного общественного служения. В течение долгого времени буддистское братство было не братством верующих, а скорее общиной тех, кто готовил себя на роль учителей. Гаутама запрещал им получать деньги, тем самым пытаясь предотвратить нарастание иерархических тенденций. Деятельность самого Гаутамы отличалась огромной социальной направленностью; воистину, его жизнь была значительно больше его проповеди.
       
       9. Распространение Буддизма.
       
       Буддизм получил широкое признание потому, что предлагал спасение через веру в Будду, в просветлённого. Он больше соответствовал истинам Мелхиседека, чем какая-либо другая религиозная система во всей восточной Азии. Однако, как религия, буддизм получил широкое признание только после того, как он был принят принадлежавшим к низкой касте властителем Ашокой, который, вслед за египетским Эхнатоном, являлся одним из самых замечательных гражданских правителей в период между Мелхиседеком и Майкиэлем. Ашока создал великую индийскую империю благодаря проповеди буддизма его миссионерами. В течение двадцати пяти лет он подготовил и направил в самые отдалённые уголки известного в то время мира более семнадцати тысяч миссионеров. За одно поколение он превратил буддизм в господствующую религию половины всего мира. Вскоре буддизм утвердился в Тибете, Кашмире, Цейлоне, Бирме, Яве, Сиаме, Корее, Китае и Японии. В целом, эта религия неизмеримо превосходила те, которые она вытесняла или совершенствовала.
       Распространение буддизма из его индийской родины на всю Азию – одно из захватывающих повествований о духовной преданности и миссионерской настойчивости искренне верующих. Учители евангелия Гаутамы не только мужественно смотрели в глаза опасностям, подстерегавшим их на сухопутных караванных путях, но и рисковали своей жизнью в китайских морях, продолжая свою миссию за пределами азиатского континента и донося до всех народов идеи своей веры. Однако этот буддизм уже не был простым учением Гаутамы: он превратился в евангелие, которое приобрело сверхъестественные черты и сделало Сиддхартху богом. И чем дальше удалялся буддизм от своей высокогорной родины в Индии, тем меньше он напоминал учения Гаутамы и тем больше походил на те религии, которые вытеснял.
       Впоследствии большое влияние на буддизм оказали даосизм в Китае, синтоизм в Японии и христианство в Тибете. В Индии, спустя тысячу лет, буддизм просто иссяк и угас. Он пропитался брахманизмом и впоследствии полностью уступил свои позиции исламу, в то время как во многих других восточных странах он выродился в ритуал, который никогда бы не признал Гаутама Сиддхартха.
       На юге фундаменталистский стереотип учений Сиддхартхи сохранился на Цейлоне, в Бирме и Индокитае. Эта ветвь буддизма – хинаяна – придерживается более древней, или асоциальной, доктрины.
       Но ещё до краха буддизма в Индии китайские и североиндийские группы последователей Гаутамы стали развивать учение махаяны о «Великом Пути» к спасению – в отличие от пуристов юга, которые были приверженцами хинаяны, или «Малого Пути». Сторонники махаяны освободились от социальных ограничений, присущих буддистской доктрине, и с тех пор эта северная ветвь продолжает развиваться в Китае и Японии.
       Сегодня буддизм является живой, развивающейся религией, ибо ему удаётся в значительной мере сохранить высокие нравственные ценности своих поборников. Он поощряет спокойствие и самообладание, повышает безмятежность и счастье и помогает предотвратить горе и скорбь. Те, кто верят в эту философию, живут более счастливой жизнью, чем многие из тех, кто не верит в неё.
       
       10. Религия в Тибете.
       
       В Тибете можно встретить самое причудливое сочетание учений Мелхиседека с буддизмом, индуизмом, даосизмом и христианством. Когда буддистские миссионеры достигли Тибета, они столкнулись с примитивным варварством, что очень напоминало то состояние, в котором христианские миссионеры застали северные племена Европы.
       Эти простодушные тибетцы не желали полностью расставаться со своей древней магией и талисманами. Изучение религиозных обрядов, входящих в современные тибетские ритуалы, показывает чрезмерно разросшееся братство бритоголовых жрецов, которые пользуются изощрённым ритуалом, включающим колокола, песнопения, благовония, процессии, чётки, идолов, талисманы, скульптурные изображения, святую воду, яркие одеяния и сложные хоры. Они отличаются жёсткими догматами и застывшими символами веры, мистическими ритуалами и специальными постами. Их иерархия включает монахов, монахинь, аббатов и Великого Ламу. Они молятся ангелам, святым, Святой Матери и богам. Они устраивают исповеди и верят в чистилище. Их монастыри огромны, их храмы величественны. Они занимаются бесконечным повторением священных ритуалов и верят в то, что такие обряды приносят спасение. Тексты молитв привязываются к колесу, и они верят, что вращение колеса придаёт их прошениям силу. Ни у одного другого народа современности невозможно встретить столь обильные заимствования из столь разных религий; такой совокупный ритуал богослужения неизбежно становится необычайно громоздким и невыносимо обременительным.
       У тибетцев есть нечто от всех ведущих мировых религий, за исключением простого учения евангелия Иисуса о человеке как сыне Бога, братстве людей и восхождении на всё более высокие уровни гражданства в вечной вселенной.
       
       11. Философия буддизма.
       
       Буддизм пришёл в Китай в первом тысячелетии после Христа, и хорошо вписался в религиозные традиции жёлтой расы. Поклоняясь предкам, в течение долгого времени жёлтые люди молились своим усопшим; теперь они могли также молиться за них. Буддизм быстро смешался с остатками ритуальных обрядов разрушавшегося даосизма. Вскоре эта новая синтетическая религия, с её храмами и стройными религиозными обрядами, стала общепризнанным культом народов Китая, Кореи и Японии.
       Хотя в некоторых отношениях и прискорбно, что буддизм получил широкое распространение только после того, как последователи Гаутамы настолько извратили культовые традиции и учения, что превратили его в божество, тем не менее, этот миф о человеческой жизни Будды, при всём том, что он был приукрашен множеством чудес, оказался чрезвычайно привлекательным для сторонников северного направления буддизма, или махаяны.
       Некоторые из последующих приверженцев Шакьямуни Будды учили, что его дух периодически возвращается на землю в виде живого Будды. Это открыло путь для бесконечного потока статуй и храмов Будды, буддистских ритуалов и самозванцев, называвших себя «живыми Буддами». Так религия великого индийского протестанта оказалась опутанной теми самыми ритуальными обрядами и заклинаниями, с которыми он столь бесстрашно боролся и которые столь героически осуждал.
       Огромный прогресс буддистской философии заключался в осознании относительности любой истины. Эта гипотеза позволила буддистам согласовать и связать воедино расхождения в своих собственных религиозных писаниях, равно как и различия между своими и многими другими писаниями. Они учили, что малая истина – для малых умов, большая истина – для великих умов.
       Также, согласно этой философии, в каждом человеке заключена присущая Будде (божественная) сущность, что человек, благодаря своим собственным усилиям, может достигнуть реализации своей внутренней божественности. Это учение является одним из наиболее ясных изложений истины о внутренних Настройщиках из когда-либо существовавших в урантийской религии.
       Вместе с тем, огромный недостаток изначального евангелия Сиддхартхи, в том виде, в котором оно было истолковано его последователями, заключался в том, что оно пыталось полностью освободить человеческое «я» от всех ограничений смертной сущности через изоляцию такого «я» от объективной реальности. Истинно космическая самореализация является следствием отождествления с космической реальностью и с конечным космосом энергии, разума и духа, ограниченных пространством и обусловленных временем.
       Однако, хотя церемонии и внешние ритуалы буддизма были в огромной степени испорчены обрядами и ритуалами тех стран, где он получил распространение, это вырождение не имело столь же явного характера в мудрой жизни великих мыслителей, которые время от времени принимали эту систему мысли и веры. Более двух тысячелетий усилия многих лучших умов Азии были сосредоточены на проблеме выяснения абсолютной истины и истины Абсолюта.
       Развитие высокого представления об Абсолюте стало возможным благодаря использованию многих каналов мышления и сложной аргументации. Совершенствование доктрины о бесконечности не получило столь же ясного определения, как эволюция концепции Бога в иудейской теологии. Тем не менее, можно выделить несколько общих уровней, которых достиг разум буддистов, на которых он задержался и которые он прошёл на пути к созданию представления о Первоисточнике вселенных:
       1. Легенда о Гаутаме. В основе этого представления лежал исторический факт жизни и учений Сиддхартхи – индийского князя-пророка. Проходя через века и просторы Азии, эта легенда всё больше превращалась в миф. В результате, она переросла представление о Гаутаме как о просветлённом и начала обретать дополнительные черты.
       2. Множественные Будды. Выдвигался аргумент о том, что если Гаутама пришёл к народам Индии, то в далёком прошлом и далёком будущем человеческие расы должны были и, несомненно, должны будут получать благословение в лице других учителей истины. Это породило представление о том, что существует неограниченное, бесконечное число Будд, и даже о том, что любой человек может стремиться стать одним из них – обрести божественность Будды.
       3. Абсолютный Будда. Когда число Будд стало приближаться к бесконечности, мыслители того времени пришли к необходимости повторного объединения такого громоздкого представления. Согласно новому учению, все Будды являлись проявлением некоторой высшей сущности, некоего Вечного, обладающего бесконечным и безусловным существованием, некоего Абсолютного Источника всей реальности. С этого времени буддистская концепция Божества – в своей высшей форме – отделяется от человеческой личности Гаутамы Сиддхартхи и освобождается от сковывавших её антропоморфических ограничений. Окончательная концепция Вечного Будды вполне позволяет отождествить его с Абсолютом, иногда – даже с бесконечным Я ЕСТЬ.
       Несмотря на то, что эта идея Абсолютного Божества никогда не была особенно популярной среди народов Азии, она всё же позволила мыслящим людям этих стран объединить свою философию и согласовать свою космологию. Концепция Абсолютного Будды иногда является квазиличностной, иногда – полностью безличностной и доходит даже до представления о бесконечной созидательной силе. Хотя такие идеи полезны для философии, они не являются принципиальными для религиозного развития. Даже антропоморфический Яхве представляет большую религиозную ценность, чем бесконечно далёкий Абсолют буддизма или брахманизма.
       Временами Абсолют представлялся даже заключённым в бесконечном Я ЕСТЬ. Но такие рассуждения были слабым утешением для страждущих масс, которые надеялись услышать слова надежды, услышать простое евангелие Салима, гласящее, что вера в Бога принесёт божественное благоволение и вечную жизнь.
       
       12. Концепция Бога в буддизме.
       
       Огромная слабость космологии буддизма двойственна: она загрязнена многочисленными суевериями Индии и Китая, а кроме того она возвышает Гаутаму – сначала как просветлённого, затем как Вечного Будду. Как и христианство, пострадавшее от усвоения многих ошибочных философских воззрений человека, буддизм несёт на себе следы человеческого происхождения. Однако на протяжении последних двух с половиной тысячелетий учения Гаутамы продолжали развиваться. Для просвещённого буддиста Будда столь же далёк от человеческой личности Гаутамы, как Иегова просвещённого христианина – от духа-демона Хорива. Терминологическая скудость в сочетании с сентиментальным сохранением древних наименований зачастую приводит к неспособности понять истинную значимость эволюции религиозных представлений.
       Постепенно в буддизме стала формироваться концепция Бога, противопоставляемая Абсолюту. Её истоки восходят к тем далёким временам, когда среди последователей Будды произошло разделение на «Малый Путь» и «Великий Путь». Именно среди последователей последнего окончательно созрела дуалистическая концепция Бога и Абсолюта. Шаг за шагом, век за веком, представление о Боге развивалось, пока с появлением в Японии учений Рионина, Хонен Шонина и Шинрана оно не принесло, наконец, свои плоды: веру в Амиду Будду.
       Сторонники этого учения считают, что после смерти, до того, как погрузиться в нирвану, – высшее возможное существование, – душа может избрать пребывание в Раю. Они провозглашают, что такое новое спасение достигается благодаря вере в божественное милосердие и любвеобильную заботу Амиды – Бога Рая, находящегося на западе. В своей философии амидаисты постулируют Бесконечную Реальность, которая полностью выходит за пределы конечного человеческого понимания. В своей религии они придерживаются веры во всемилостивого Амиду, любовь которого к этому миру не допускает, чтобы хоть один смертный, взывающий к его имени в истинной вере и с чистым сердцем, не смог бы достичь небесного счастья в Раю.
       Великая сила буддизма заключается в том, что его сторонники вольны отбирать истину из всех религий. Урантийские религии редко отличались такой свободой выбора. В этом отношении японская секта Син стала одной из наиболее прогрессивных религиозных групп мира; она возродила древний миссионерский дух последователей Гаутамы и стала направлять учителей к другим народам. Готовность пользоваться истиной из любых и всех источников является действительно достойным одобрения стремлением среди верующих первой половины двадцатого столетия после Христа.
       Сам буддизм переживает ренессанс двадцатого века. Соприкосновение с христианством существенно усилило социальные аспекты буддизма. В сердцах монахов-священников – членов братства – вновь возродилось стремление к знанию, и широкое распространение образования среди сторонников этой веры непременно приведёт к новым достижениям в эволюции религии.
       Сегодня, когда пишутся эти строки, значительная часть Азии возлагает свою надежду на буддизм. Смогут ли приверженцы этой благородной веры, проявившие такое мужество в течение мрачных веков прошлого, ещё раз услышать истину о расширенных космических реальностях – так же, как некогда ученики великого индийского учителя услышали провозглашённую им новую истину? Сможет ли эта древняя вера ещё раз откликнуться на вдохновляющее воздействие новых концепций о Боге и Абсолюте, которые они так долго искали?
       Вся Урантия ждёт провозглашения облагораживающего послания Майкиэля, освобождённого от доктрин и догматов, накопившихся на протяжении девятнадцати веков контакта с религиями эволюционного происхождения. Настало время познакомить приверженцев буддизма, христианства, индуизма, равно как и других религий, не с евангелием об Иисусе, а с живой, духовной реальностью евангелия Иисуса.
       
       Представлено Мелхиседеком Небадона
       
       

       б. Учение Мелхиседека в Леванте (док. 95)

       

       (Месопотамия. Египет: Аменемоп и Эхнатон. Иран, — Заратустра. Аравия. Религия евреев: Яхве – бог евреев, Моисей; пророки: Самуил, Илия и Елисей, Амос и Осия, первый Исайя, Иеремия, второй Исайя; еврейская история и религия). 
                            1. Салимская религия в Месопотамии. 
                            2. Религия древнего Египта. 
                            3. Эволюция морали. 
                            4. Учение Аменемопа.
                            5. Поразительный Эхнатон. 
                            6. Салимские доктрины в Иране. 
                            7. Салимские учения в Аравии.

       Подобно тому, как Индия породила многие религии и философии восточной Азии, так Левант стал родиной вероучений Западного мира. Салимские миссионеры распространялись по всей юго-западной Азии – в Палестине, Месопотамии, Египте, Иране и Аравии, повсюду провозглашая благую весть евангелия Макивенты Мелхиседека. В некоторых из этих стран их учения принесли плоды; в других миссионерская деятельность протекала с переменным успехом. Иногда их неудачи объяснялись недостатком мудрости, в других случаях – не зависящими от них обстоятельствами.
       
       1. Салимская религия в Месопотамии.
       
       К 2000 году до н.э. учения сифитов практически исчезли из религий Месопотамии, которые в значительной степени попали под влияние примитивных верований двух вторгшихся сюда групп: семитских бедуинов, проникших из западной пустыни, и конных варваров, пришедших с севера.
       Однако обычай древних адамических народов чтить седьмой день недели никогда полностью не исчезал в Месопотамии. Только в эпоху Мелхиседека седьмой день считался самым несчастливым. В злополучный седьмой день действовало множество табу: было противозаконным отправляться в путь, готовить пищу или разводить огонь. Вернувшись в Палестину, евреи принесли с собой многие месопотамские табу, связанные с соблюдением в Вавилоне седьмого дня – субботы.
       Хотя салимские проповедники существенно улучшили и усовершенствовали религии Месопотамии, им не удалось добиться неизменного признания различными народами единого Бога. Их учение господствовало в течение более чем ста пятидесяти лет, после чего оно постепенно уступило место более древней вере во множественность божеств.
       Салимские проповедники значительно сократили месопотамский пантеон; было время, когда оставалось семь главных божеств: Бел, Шамаш, Набу, Ану, Эйя, Мардук и Син. В период расцвета нового учения они вознесли трёх богов над остальными. Так появилась вавилонская триада: Бел, Эйя и Ану – боги земли, моря и неба. В других местах появились свои триады, каждая из которых напоминала троичные учения андитов и шумеров и основывалась на вере салимитов в эмблему Мелхиседека, представлявшую собой три кольца.
       Салимским учителям так и не удалось преодолеть популярность Иштар – матери богов и духа сексуальной плодовитости. Они сделали многое для того, чтобы облагородить поклонение этой богине, однако вавилоняне и их соседи не смогли полностью отказаться от замаскированных форм сексуального поклонения. По всей Месопотамии женщины придерживались распространённого обычая хотя бы один раз в юности отдаваться незнакомцам; они полагали, что этого требовала от них Иштар, и верили, что их плодовитость в основном зависела от этой сексуальной жертвы.
       Распространение учений Мелхиседека давало прекрасные результаты, пока Набодад – глава школы в Кише – не решил организовать широкое наступление на господствовавшую практику храмовой проституции. Но салимским миссионерам не удалось провести свою социальную реформу, и под обломками этого начинания были похоронены и все их другие, более важные духовные и философские учения.
       Сразу же вслед за поражением салимского учения произошло широкое распространение культа Иштар – ритуала, который к тому времени уже завоевал Левант: в Палестине это была Ашторет, в Египте – Исида, в Греции – Афродита, у северных племён – Астарта. Именно в связи с возрождением поклонения Иштар вавилонские жрецы вновь обратились к созерцанию звёзд. Астрология переживала свой последний в Месопотамии расцвет, вошло в моду предсказание судьбы, и началось многовековое вырождение священнослужителей.
       Мелхиседек призывал своих последователей рассказывать о едином Боге, Отце и Творце всякой сущности, и не проповедовать ничего, кроме евангелия божественного благоволения, для снискания которого достаточно только веры. Однако обычная ошибка учителей новой истины состояла в том, что они пытались добиться невозможного, стремясь заменить постепенную эволюцию внезапной революцией. Миссионеры Мелхиседека подняли моральные требования в Месопотамии на слишком большую для людей высоту; они хотели слишком многого, и их благородные устремления завершились поражением. Им было поручено проповедовать конкретное евангелие, провозглашающее истину о реальности Всеобщего Отца, но они чрезмерно увлеклись несомненно благородным делом исправления нравов, и их великая миссия, лишённая своего главного ориентира, закончилась практически полным поражением и забвением.
       Через поколение перестал существовать салимский центр в Кише, и пропаганда веры в единого Бога, по существу, прекратилась по всей Месопотамии. Но остатки салимских школ уцелели. Небольшие разрозненные группы людей продолжали верить в единого Создателя и боролись против идолопоклонства и аморальности месопотамских жрецов.
       Именно салимские миссионеры написали многие из псалмов Ветхого Завета в период, наступивший после отказа от их учения. Псалмы, высеченные на камнях, были впоследствии обнаружены пленёнными древнееврейскими священниками и включены ими в сборник церковных гимнов, авторство которых приписывалось евреям. Эти прекрасные псалмы из Вавилона не были написаны в храмах Бел-Мардука: они были творением потомков более древних салимских миссионеров и разительно отличаются от магических нагромождений вавилонских жрецов. Книга Иова довольно хорошо отражает учения салимской школы в Кише и по всей Месопотамии.
       Значительная часть религиозной культуры Месопотамии попала в древнееврейскую литературу и обряды богослужения через Египет благодаря Аменемопу и Эхнатону. Египтяне удивительно точно сохранили учения об общественном долге, которые были заимствованы у ранних месопотамских андитов и впоследствии почти полностью забыты вавилонянами, занимавшими долину Евфрата.
       
       2. Религия древнего Египта.
       
       По существу, самые глубокие корни изначальные учения Мелхиседека пустили в Египте, откуда они впоследствии распространились на Европу. Эволюционная религия долины Нила периодически обогащалась благодаря прибытию сюда превосходящих групп нодитов, адамитов и, позднее, андитов из долины Евфрата. Время от времени среди гражданских правителей Египта появлялось много шумеров. Если Индия того времени отличалась самым большим взаимопроникновением мировых рас, то Египет способствовал развитию наиболее смешанного типа религиозной философии на Урантии, распространившейся из долины Нила во многие части мира. Евреи получили свои представления о происхождении мира в значительной степени от вавилонян, однако понятие божественного Провидения они унаследовали от египтян.
       Именно политические и моральные, а не философские или религиозные тенденции делали Египет более благоприятным, чем Месопотамия, местом для распространения салимских учений. После завоевания трона, каждый египетский племенной вождь стремился увековечить собственную династию, провозглашая своего бога изначальным божеством и создателем всех других богов. Так египтяне постепенно привыкали к идее о сверхбоге, промежуточной ступени на пути к последующей доктрине всеобщего созидательного Божества. В течение многих веков идея монотеизма претерпевала в Египте взлёты и падения; вера в единого Бога всегда встречала поддержку, но никогда не господствовала над развивавшимися представлениями политеизма.
       Веками египетские народы поклонялись природным богам; точнее, у каждого из нескольких десятков отдельных племён был свой особый групповой бог: одно племя чтило быка, другое – льва, третье – барана, и так далее. Ещё раньше они представляли собой тотемные племена, очень напоминавшие америндов.
       Со временем египтяне заметили, что мёртвые тела, помещённые в земляные могилы, сохранялись – бальзамировались – за счёт действия песка, насыщенного углекислым натрием, в то время как трупы, оставленные в кирпичных склепах, разлагались. Эти наблюдения привели к экспериментам, в результате которых появилась практика бальзамирования покойников. Египтяне верили, что такое сохранение тела помогало прохождению через будущую жизнь. Для того чтобы в далёком будущем, после разложения тела, человека можно было надёжно опознать, вместе с трупом в гробницу помещали статую покойника и вырезали его изображение на гробе. Изготовление таких статуй в огромной мере усовершенствовало египетское искусство.
       Веками египтяне верили в гробницы как гарантию безопасности тела и приятного продолжения жизни после смерти. Последующая эволюция магических обрядов – хотя и обременявших жизнь от колыбели до могилы – оказалась эффективным средством, избавившим от религии гробниц. Жрецы наносили на гроб магический текст, который должен был защитить «человека от изъятия у него сердца в подземном мире». Вскоре появилось собрание разнообразных магических текстов, сохранившееся как Книга Мёртвых. Однако магический ритуал долины Нила уже на ранней стадии своего развития затрагивал совесть и характер, причём в такой мере, которая не часто достигалась ритуалами тех дней. И впоследствии эти нравственные и этические идеалы стали более верным залогом спасения, чем искусно выполненные гробницы.
       Хорошей иллюстрацией суеверий того времени является повсеместная вера в эффективность слюны как целительного средства. Это представление возникло в Египте и распространилось оттуда на Аравию и Месопотамию. В легендарном сражении Гора с Сетом молодой бог потерял глаз, однако после поражения Сета мудрый бог Тот плюнул на рану и исцелил Гора, вернув ему глаз.
       В течение долгого времени египтяне верили в то, что звёзды, мерцающие в ночном небе, означают спасшиеся души достойных покойников; они полагали, что другие спасшиеся души поглощаются солнцем. В одно время солнцепоклонство стало разновидностью поклонения предкам. Наклонный вход в великую пирамиду указывал строго на Полярную звезду, чтобы душа царя, поднявшись из гробницы, могла отправиться прямо в состоящие из неподвижных звёзд устойчивые и неизменные созвездия, которые считались обителями царей.
       Косые лучи солнца, пронизывающие облачный покров земли, считали признаком опускавшейся на землю небесной лестницы для восхождения на небо царей и других праведных душ. «Воспользовавшись этим сиянием как лестницей, царь Пепи взошёл по нему к своей матери».
       Когда Мелхиседек явился во плоти, религия египтян намного превосходила религию окружающих народов. Они верили, что лишившись тела, душа, должным образом вооружённая магическими формулами, могла ускользнуть от преграждавших ей путь злых духов и достигнуть судного зала Осириса, где душа, неповинная в «убийстве, грабеже, лжи, прелюбодеянии, краже и эгоизме», допускалась в царство блаженства. Если же взвешенная на весах душа оказывалась неполноценной, её отправляли в ад, к Пожирательнице. По сравнению с верованиями многих окружающих народов, это было относительно прогрессивным представлением о будущей жизни.
       Концепция посмертного суда за грехи, совершённые при жизни на земле во плоти, попало в иудейскую теологию из Египта. Во всей еврейской Псалтыри слово «суд» употребляется только один раз, и именно этот псалом был написан египтянином.
       
       3. Эволюция морали.
       
       Хотя культура и религия Египта были главным образом унаследованы от месопотамских андитов и переданы последующим цивилизациям в основном через древних евреев и греков, социальный и этический идеализм египтян появился в долине Нила в значительной мере как чисто эволюционное явление. Несмотря на то, что многие истины и культурные ценности были заимствованы у андитов, в эпоху до посвящения Майкиэля нравственная культура как чисто человеческое явление достигла в Египте большего развития, чем в каком-либо другом ограниченном регионе, где существовали аналогичные естественные процессы.
       Эволюция морали определяется не только откровением. Высокие моральные критерии выводятся из собственного опыта человека. Благодаря присутствию внутреннего божественного духа, человек способен развить в себе даже духовные качества и космическую проницательность. Такой естественной эволюции совести и характера способствовали также периодические прибытия учителей истины: в древности – из второго Эдема, впоследствии – из салимского центра Мелхиседека.
       За тысячи лет до того, как салимское евангелие проникло в Египет, духовные лидеры Египта учили людей быть справедливыми, честными и избегать алчности. За три тысячелетия до появления древнееврейских священных писаний девизом египтян были слова: «Твёрдо стоит на ногах лишь тот, чьим образцом является праведность и кто идёт по её пути». Они учили мягкости, умеренности и благоразумию. «Поступайте правильно и обращайтесь справедливо со всеми» – гласила заповедь одного из великих учителей этой эпохи. Египетской триадой этого века была Истина-Справедливость-Праведность. Из всех чисто человеческих религий Урантии ни одна не превзошла социальных идеалов и морального величия этого древнего гуманизма долины Нила.
       Такие эволюционирующие этические идеи и моральные идеалы оказались благодатной почвой для сохранившихся учений салимской религии. Понятия добра и зла быстро нашли отклик в народе, который верил, что «жизнь даётся миролюбивому, смерть – виновному». «Миролюбивый делает то, что вызывает любовь; виновный делает то, что вызывает ненависть». Веками обитатели долины Нила следовали в своей жизни этим развивающимся этическим и социальным нормам, пока они не приняли более поздние представления о хорошем и плохом – представления о добре и зле.
       Египет отличался своей интеллектуальностью и нравственностью, но не слишком высокой духовностью. За шесть тысяч лет в среде египтян появилось только четыре великих пророка. В течение некоторого времени они внимали Аменемопу; Охбана они убили; Эхнатона они приняли, но не полностью и лишь ненадолго; Моисея они отвергли. Опять же, только в силу политических, а не религиозных причин, Аврааму и позднее Иосифу удалось оказать огромное влияние на весь Египет в качестве проповедников салимских учений о едином Боге. Но когда салимские миссионеры впервые достигли Египта, они обнаружили, что эта высокоэтическая эволюционная культура была смешана с видоизменёнными моральными нормами месопотамских иммигрантов. Эти древние проповедники долины Нила первыми провозгласили, что совесть есть веление Бога, глас Божества.
       
       4. Учение Аменемопа.
       
       В своё время в Египте появился учитель, которого многие называли «сыном человеческим», а другие – Аменемопом. Этот провидец поднял совесть до положения высшего судьи, различающего добро и зло; он призывал наказывать за грех и провозгласил спасение через обращение к солнечному божеству.
       Аменемоп учил, что богатства и успех являются даром Бога, и этой идеей была проникнута вся появившаяся впоследствии древнееврейская философия. Этот благородный учитель верил, что Богосознание являлось определяющим фактором всякого поведения, что каждый момент следует проживать в осознании присутствия Бога и ответственности перед ним. Учения этого мудреца были впоследствии переведены на древнееврейский и стали священной книгой этого народа задолго до того, как Ветхий Завет появился в письменном виде. Основная проповедь этого благодетельного человека была связана с наставлением, данным его сыну – быть прямым и честным на ответственной государственной службе, и эти благородные воззрения далёкого прошлого сделали бы честь любому современному государственному деятелю.
       Этот мудрец с берегов Нила учил, что «богатства пропадают, улетучиваются», что всё земное эфемерно. Его величайшей молитвой было «получить избавление от страха». Он призывал всех отвернуться от «слов людских» к «деяниям Бога». В сущности, он учил, что человек предполагает, но Бог располагает. Переведённые на древнееврейский, его учения определили философию Книги Притчей Ветхого Завета. Переведённые на греческий, они наложили отпечаток на всю последующую греческую религиозную философию. У александрийского философа более позднего времени – Филона – был экземпляр Книги Мудрости.
       Аменемоп стремился сохранить этику эволюции и мораль откровения и в своих сочинениях передал их как древним евреям, так и грекам. Он не был величайшим из религиозных учителей своего времени, однако он стал наиболее влиятельным из них ввиду того, что наложил отпечаток на последующие идеи двух важнейших для роста западной цивилизации связующих звеньев: древних евреев, достигших вершины западной религиозной веры, и греков, философия которых получила в Европе наивысшее развитие.
       В еврейской Книге Притчей главы пятнадцатая, семнадцатая и двадцатая, а также отрывок с семнадцатого стиха двадцать второй главы по двадцать второй стих двадцать четвёртой главы взяты почти дословно из Книги Мудрости Аменемопа. Первый псалом еврейской Псалтыри был написан Аменемопом и является самой сущностью учений Эхнатона.
       
       5. Поразительный Эхнатон.
       
       Учения Аменемопа постепенно утрачивало своё влияние на разумы египтян, когда благодаря влиянию некоего египетского врача, приверженца салимской доктрины, одна из представительниц царской семьи увлеклась учениями Мелхиседека. Эта женщина убедила своего сына, египетского фараона Эхнатона, принять доктрину Единого Бога.
       Со времени исчезновения Мелхиседека во плоти, ни у одного человека не было столь же ясного представления о религии откровения Салима, как у Эхнатона. В некоторых отношениях этот молодой египетский царь являлся одной из самых поразительных личностей в истории человечества. В то время – время всё большего духовного упадка в Месопотамии – он сохранил в Египте учение об Эль-Эльоне, Едином Боге, тем самым сохранив философский источник монотеизма, жизненно необходимый в качестве религиозной предпосылки грядущего посвящения Майкиэля. В признание этого подвига, а также в силу других причин, дитя Иисус был увезён в Египет, где некоторые духовные преемники Эхнатона увидели его и отчасти поняли некоторые аспекты его божественной миссии на Урантии.
       Моисей – величайшая фигура между Мелхиседеком и Иисусом – являлся совместным даром миру от древних евреев и египетской царской семьи; и если бы Эхнатон обладал многосторонностью и способностями Моисея, если бы он продемонстрировал политический гений, равный его таланту религиозного лидера, то Египет мог бы стать великой монотеистической нацией того времени; случись так, вполне возможно, что Иисус прожил бы большую часть своей смертной жизни в Египте.
       Никогда, за всю историю, ни один царь не обращал всю нацию из политеизма в монотеизм с такой же методичностью, как этот выдающийся Эхнатон. Воистину поражала та решимость, с которой этот молодой правитель порвал с прошлым, изменил своё имя, покинул свою столицу, построил совершенно новый город и создал новое искусство и литературу для всего народа. Однако он действовал слишком быстро; он создал слишком много – больше того, что могло бы сохраниться после его смерти. Вдобавок, ему не удалось обеспечить материальное благополучие и процветание для своего народа, единодушно восставшего против его религиозных учений, когда несчастья и тирания нахлынули впоследствии на Египет.
       Если бы этот человек, наделённый поразительной ясностью видения и необычайной целеустремлённостью, обладал политической прозорливостью Моисея, он мог бы изменить всю историю эволюции религии и раскрытия истины в западном мире. В течение своей жизни он сумел обуздать активность жрецов, которым он, как правило, не доверял, но те втайне сохраняли свои культы и перешли к активным действиям, как только молодой царь лишился власти. И они не упустили возможности связать последующие несчастья Египта с установлением монотеизма в период его правления.
       Эхнатон мудро стремился к установлению монотеизма через образ бога-солнца. Решение перейти к поклонению Всеобщему Отцу через поглощение всех богов поклонением солнцу было принято после совета, данного ему врачом-салимитом. Эхнатон взял общие положения существовавшей в то время веры в Атона, касавшиеся отцовства и материнства Божества, и создал религию, которая признавала сокровенное отношение поклонения между человеком и Богом.
       Эхнатон был достаточно мудрым для того, чтобы сохранять внешнее поклонение Атону, богу-солнцу, и одновременно подводить своих собратьев к подспудному поклонению Единому Богу – создателю Атона и верховному Отцу всего сущего. Этот молодой учитель-царь был плодовитым писателем, автором трактата «Единый Бог» – книги, состоящей из тридцати одной главы, полностью уничтоженной жрецами после того, как они вернулись к власти. Кроме того, Эхнатон написал сто тридцать семь гимнов; двенадцать из них включены в Псалтырь Ветхого Завета, и их авторство приписывается древним евреям.
       В повседневной жизни высшим словом религии Эхнатона было «праведность», однако он быстро расширил концепцию праведных поступков, включив в него как интернациональную, так и национальную этику. Это было поколение поразительного личного благочестия, которое характеризовалось истинным стремлением наиболее разумных мужчин и женщин найти Бога и познать его. В те дни социальный статус или богатство не давали никому из египтян какого-либо преимущества перед законом. Семейная жизнь Египта сделала многое для сохранения и развития нравственной культуры и стала вдохновляющим примером для последующей возвышенной семейной жизни евреев Палестины.
       Роковая слабость евангелия Эхнатона заключалась в его величайшей истине – учении о том, что Атон был создателем не только Египта, но также «всего мира, людей и зверей, и всех других земель, даже Сирии и Куша, помимо этой египетской земли. Он всем находит место, утоляет нужды всех людей». Эти представления о Божестве были высокими и возвышенными, но они не были националистическими. Такая интернациональность религии не могла укрепить мораль египетской армии на поле брани, в то же время оказавшись эффективным орудием для жрецов – орудием, обращённым против молодого царя и его новой религии. Его концепция Божества значительно превосходила последующее представление евреев, но она была слишком прогрессивной для того, чтобы служить задачам формирования нации.
       Хотя монотеистический идеал пострадал с уходом Эхнатона, представление о едином Боге сохранилось в разуме многих групп. Зять Эхнатона примкнул к жрецам, вернулся к поклонению прежним богам и, изменив своё имя, стал называться Тутанхамон. Фивы вновь стали столицей; жрецы прибирали к рукам всё новые земли и, в конце концов, захватили седьмую часть всего Египта; вскоре один из представителей той же касты жрецов решился завладеть короной.
       Однако жрецы не могли полностью справиться с волной монотеизма. Всё чаще они были вынуждены объединять своих богов и принимать нескольких богов за одного с множественными именами; египетский пантеон продолжал таять. Эхнатон связал горящий небесный диск с создателем Богом, и этот образ продолжал гореть в сердцах людей, даже жрецов, ещё долго после того, как молодой реформатор перешёл в иной мир. Идея монотеизма никогда не умирала в сердцах людей в Египте и в мире. Она сохранялась вплоть до прибытия Сына-Создателя того же божественного Отца – единого Бога, поклоняться которому Эхнатон столь страстно призывал весь Египет.
       Слабость доктрины Эхнатона заключалась в провозглашении столь прогрессивной религии, что только образованные египтяне могли полностью воспринять её учения. Простые земледельцы никогда по-настоящему не понимали этого евангелия и потому были готовы вернуться к жрецам – к прежнему поклонению Исиде и её супругу Осирису, который, якобы, чудесным образом воскрес после того, как был зверски убит Сетом – богом тьмы и зла.
       Учение о бессмертии для всех людей было слишком прогрессивным для египтян. Воскресение было привилегией только царей и богачей; поэтому их тела столь тщательно бальзамировались и сохранялись в гробницах в ожидании судного дня. Однако, в конце концов, демократичность спасения и воскресения, как тому учил Эхнатон, восторжествовала; впоследствии египтяне стали верить даже в продолжение жизни бессловесных животных.
       Хотя попытка этого египетского правителя склонить свой народ к поклонению единому Богу оказалась неудачной, следует отметить, что последствия его трудов ощущались веками как в Палестине, так и в Греции, и что таким образом Египет стал связующим звеном, передавшим как эволюционную культуру Нила, так и религию откровения Евфрата всем последующим народам Запада.
       Слава этой великой эры морального развития и духовного роста долины Нила начала быстро увядать примерно в то же время, когда стала зарождаться национальная жизнь древних евреев, и после пребывания в Египте эти бедуины унесли с собой многие из учений Эхнатона и увековечили его доктрины в своей национальной религии.
       
       6. Салимские доктрины в Иране.
       
       Покинув Палестину, некоторые миссионеры Мелхиседека пересекли Месопотамию и достигли великого Иранского нагорья. Более пятисот лет салимские учители успешно действовали в Иране, и уже вся нация склонялась к религии Мелхиседека, когда смена властителей привела к жестоким преследованиям, фактически положившим конец монотеизму салимского культа. Учение о завете Авраама почти полностью исчезло в Персии, когда в великий век нравственного ренессанса – шестой век до Христа – появился Заратустра, раздувший тлеющие угли салимского евангелия.
       Основатель новой религии был энергичным и смелым юношей, который во время своего первого паломничества в месопотамский Ур познакомился с преданиями о Калигастии и восстании Люцифера, что вместе со многими другими рассказами оказали огромное влияние на его религиозную натуру. И вот, под впечатлением увиденного в Уре сна, он решил вернуться на свою северную родину, чтобы преобразовать религию своего народа. Он впитал древнееврейскую идею Бога правосудия – представление Моисея о божественности. В его сознании существовала ясная концепция верховного Бога; всех остальных богов он считал дьяволами и низвёл их до положения демонов, о которых слышал в Месопотамии. В Уре он познакомился с давним преданием о Семи Главных Духах и, в соответствии с ним, создал плеяду из семи верховных богов во главе с Ахурамаздой. Подчинённых богов он представил как идеальные образы Справедливого Закона, Благой Мысли, Благородного Управления, Святого Характера, Здоровья и Бессмертия.
       Эта новая религия была религией действия, труда, а не молитв и ритуалов. Её Бог был существом высшей мудрости и покровителем цивилизации; это была воинственная религиозная философия, которая брала на себя смелость сражаться со злом, бездействием и отсталостью.
       Заратустра не проповедовал поклонение огню, однако стремился использовать пламя как символ чистого и мудрого Духа всеобщего и высшего господства. (Печально, но факт, что позднее его последователи и почитали огонь, и поклонялись ему.) Наконец, после обращения в эту религию иранского принца, она стала распространяться мечом. И Заратустра героически погиб в сражении за то, что он считал «истиной Господа света».
       Зороастризм является единственной урантийской религией, в которой увековечены даламатийские и эдемические учения о Семи Главных Духах. Хотя это вероучение не создало концепции Троицы, оно в некоторой степени приблизилось к представлению о Боге-Семичастном. Изначальный зороастризм не был чистым дуализмом: хотя ранние учения изображали зло как существующее во времени наравне с добром, оно определённо поглощалось в вечности предельной реальностью добра. Только в последующие времена люди стали верить в то, что добро и зло соперничают на равных условиях.
       Хотя традиционные представления евреев о небесах и аде, равно как и доктрина о дьяволах – в том виде, в котором она существует в их священных книгах, – встречались в древних преданиях о восстании Люцифера и Калигастии, в основном они были заимствованы из зороастризма в те времена, когда евреи находились под политическим и культурным господством персов. Подобно египтянам, Заратустра проповедовал «судный день», но он связывал это событие с концом света.
       Даже та религия, которая пришла в Персии на смену зороастризму, испытала на себе заметное влияние этого учения. Когда иранское духовенство решило уничтожить учение Заратустры, оно воскресило древнее поклонение Митре. А митраизм распространился на весь Левант и средиземноморский регион и в течение некоторого времени существовал наряду с иудаизмом и христианством. Так учения Заратустры последовательно оставили след на трёх великих религиях: иудаизме, христианстве и – через них – на магометанстве.
       Этот великий человек принадлежал к той уникальной группе людей, которая появилась в шестом веке до Христа для того, чтобы сохранить свет Салима, который слабо светил во мраке мира, указывая человеку путь к вечной жизни.
       
       7. Салимские учения в Аравии.
       
       Учения Мелхиседека о едином Боге укоренились в Аравийской пустыне относительно недавно. Так же, как и в Греции, салимские миссионеры потерпели неудачу в Аравии потому, что неправильно истолковали инструкции Мелхиседека относительно чрезмерной организации. Однако понятое по-своему предупреждение Мелхиседека – воздерживаться от любых попыток распространять евангелие с помощью военной силы или гражданского принуждения – их не остановило.
       Даже в Китае или Риме учения Мелхиседека не потерпели такого же полного провала, как в этом пустынном регионе по соседству с самим Салимом. На протяжении ещё многих лет после того, как большинство народов Востока и Запада стали исповедовать, соответственно, буддизм и христианство, Аравийская пустыня оставалась такой же, какой она была тысячелетиями. Каждое племя поклонялось своему древнему фетишу, и во многих семьях были свои домашние боги. В течение долгого времени продолжалась борьба между вавилонским Иштаром, древнееврейским Яхве, иранским Ахурой и христианским Отцом Господа Иисуса Христа. Ни разу ни одна из этих концепций не смогла полностью вытеснить другие.
       В различных местах Аравийской пустыни обитали семьи и кланы, которые придерживались смутного представления о едином Боге. Такие группы свято хранили предания о Мелхиседеке, Аврааме, Моисее и Заратустре. Существовало множество центров, которые могли отозваться на евангелие Иисуса, однако в отличие от уступчивых и изобретательных миссионеров, действовавших в средиземноморских странах, христианские миссионеры Аравийской пустыни были суровыми и непреклонными людьми. Отнесись последователи Иисуса более серьёзно к его повелению «идти по всему миру и проповедовать евангелие» и будь они более снисходительны в своих проповедях, менее взыскательны во второстепенных, ими же придуманных социальных требованиях, многие земли с радостью восприняли бы простое евангелие плотницкого сына – в том числе и Аравия.
       Несмотря на тот факт, что великим монотеистическим вероучениям Леванта не удалось закрепиться в Аравии, эта пустыня смогла создать религию, которая, являясь менее строгой в своих социальных требованиях, была всё же монотеистической.
       Примитивные и неорганизованные верования пустыни отличались только одним фактором, характерным для всего племени, расы или нации, а именно – своеобразным и повсеместным уважением, с которым почти все аравийские племена относились к некоему чёрному каменному фетишу в одном из храмов Мекки. Эта точка соприкосновения и общего поклонения впоследствии привела к появлению ислама. Тем, чем Яхве – дух вулкана – был для еврейских семитов, камень Каабы стал для их арабских родственников.
       Сила ислама – в его ясном и чётком изображении Аллаха как единого и единственного Божества; его слабость – в использовании военной силы в распространении веры и в ухудшении положения женщины. Однако ислам последовательно придерживался своего представления о Едином Всеобщем Божестве всего сущего, «который знает незримое и зримое. Он милосерден и сострадателен». «Воистину, Бог изобилен в своём великодушии ко всем людям». «И когда я заболеваю, именно он исцеляет меня». «Ибо всякий раз, когда трое ведут беседу, Бог присутствует четвёртым», ибо разве не есть он «первый и последний, видимый и потаённый?»
       
       Представлено Мелхиседеком Небадона.
       
       

       Яхве – бог Евреев (док. 96)
                            1. Представление о божестве у семитов.
                            2. Семитские народы. 
                            3. Несравненный Моисей. 
                            4. Провозглашение Яхве. 
                            5. Учения Моисея. 
                            6. Представление о Боге после смерти Моисея.
                            7. Псалмы и книга Иова.

       Постигая Божество, человек вначале включает в своё представление о нём всех богов, затем подчиняет всех чуждых богов своему племенному божеству и, наконец, исключает всех, кроме одного Бога, обладающего окончательной и верховной ценностью. Евреи соединили всех богов в своей более возвышенной концепции Господа Бога Израиля. Индусы также объединили своих разнообразных божеств в «единую духовность богов», представленную в Риг-Веде, в то время как жители Месопотамии свели своих богов к более централизованному представлению о Бел-Мардуке. Эти монотеистические идеи созрели во всём мире вскоре после того, как Макивента Мелхиседек появился в палестинском Салиме. Однако концепция Мелхиседека отличалась от эволюционной философии включения, подчинения и исключения: она основывалась только на созидательной силе и сразу же оказала воздействие на высшие представления о божестве в Месопотамии, Индии и Египте.
       Религия Салима традиционно почиталась кенеями и несколькими другими ханаанскими племенами. В этом заключалась одна из целей инкарнации Мелхиседека: укрепить религию единого Бога настолько, чтобы подготовить путь для посвящения на земле Сына этого единого Бога. Майкиэль вряд ли мог прибыть на Урантию, пока здесь не сформировался верящий во Всеобщего Отца народ, в среде которого он мог бы появиться.
       Салимская религия сохранялась у кенеев в Палестине в качестве символа веры и эта религия – в том виде, в котором она была впоследствии принята древними евреями, – сначала испытала воздействие нравственных учений Египта, позднее – теологии Вавилона и, наконец, – представлений о добре и зле, существовавших в Иране. Фактически, древнееврейская религия основана на завете Авраама с Макивентой Мелхиседеком. В эволюционном аспекте она является продуктом многих уникальных ситуативных обстоятельств, но с точки зрения культуры, она содержит многочисленные заимствования из религии, морали и философии всего Леванта. Именно через древнееврейскую религию значительная часть нравственного наследия и религиозной мысли Египта, Месопотамии и Ирана была передана народам Запада.
       
       1. Представление о божестве у семитов.
       
       Древние семиты считали, что во всём пребывает дух. Существовали духи животного и растительного мира; годовые духи, владыки потомства; духи огня, воды и воздуха; это был настоящий пантеон духов, которых следовало бояться и почитать. И учение Мелхиседека о Всеобщем Создателе не смогло полностью уничтожить веру в подчинённых духов или богов природы.
       Прогресс древних евреев – от политеизма через генотеизм к монотеизму – не был неразрывным и непрерывным концептуальным развитием. В эволюции своих представлений о Божестве они не раз двигались вспять, и в любую эпоху у различных групп верующих семитов существовали различные понятия о Боге. В их концепциях Бога периодически использовались многочисленные термины, и для предотвращения путаницы эти разные наименования Божества будут определены согласно их месту в эволюции еврейской теологии:
       1. Яхве являлся богом южных палестинских племён, которые связывали это представление о божестве с горой Хорив, синайским вулканом. Яхве был всего лишь одним из сотен и тысяч богов природы, которые владели вниманием и требовали почитания от семитских племён и народов.
       2. Эль-Эльон. На протяжении многих веков после пребывания Мелхиседека в Салиме, его учение о Божестве существовало в различных вариантах, но обычно оно обозначалось словом Эль-Эльон – Всевышний Бог небес. Многие семиты, в том числе и непосредственные потомки Авраама, в разные периоды поклонялись и Яхве, и Эль-Эльону.
       3. Эль-Шаддай. Трудно объяснить, что именно означал Эль-Шаддай. Данное представление о Боге было смешанным и происходило от учений, изложенных Аменемопом в Книге Мудрости, изменённых Эхнатоном в доктрине об Атоне и претерпевших дальнейшее изменение под влиянием учений Мелхиседека, воплощённых в представлении об Эль-Эльоне. Однако с проникновением образа Эль-Шаддая в разум древних евреев в нём стало появляться много черт, свойственных вере в Яхве, которую исповедовали обитатели пустыни.
       Одной из господствующих религиозных идей этого времени была египетская концепция божественного Провидения – учение о том, что материальное процветание являлось наградой за служение Эль-Шаддаю.
       4. Эль. Среди всей этой путаницы терминов и неопределённости понятий многие благочестивые верующие искренне стремились к поклонению всем этим формирующимся представлениям о божественности; так, имея в виду составное Божество, стали пользоваться именем Эль. Этот термин включал и других бедуинских богов природы.
       5. Элохим. В течение долгого времени в Кише и Уре существовали шумеро-халдейские группы, которые проповедовали триединую концепцию Бога, основанную на преданиях о временах Адама и Мелхиседека. Эта доктрина была перенесена в Египет, где такой Троице поклонялись под именем Элохима – или, в единственном числе, Элоах. Египетские и позднее александрийские философы иудейского происхождения учили этому единству множественных Богов, и во времена исхода многие советники Моисея верили в такую Троицу. Однако концепция тройственного Элохима стала действительной частью древнееврейской теологии только после того, как евреи оказались под политическим влиянием Вавилона.
       6. Иносказательные имена. Семиты не любили называть своё Божество по имени; поэтому иногда они прибегали к многочисленным иносказаниям, таким как Дух Бога, Господь, Ангел Господень, Всемогущий, Святой, Всевышний, Адонаи, От Века Древний, Господь Бог Израиля, Создатель Неба и Земли, Кириос, Ях, Господь Саваоф и Отец Небесный.
       Иегова является термином, используемым с недавнего времени для обозначения завершённости представления о Яхве, которое окончательно сложилось в процессе длительной истории евреев. Однако имя Иегова вошло в употребление только спустя полторы тысячи лет после времён Иисуса.
       Примерно до 2000 года до н.э. гора Синай периодически превращалась в действующий вулкан, и редкие извержения происходили ещё в период пребывания в этом регионе израильтян. Огонь и дым, вместе с оглушительными взрывами, которые сопровождали извержения этой вулканической горы, поражали обитавших поблизости бедуинов и приводили их в состояние благоговейного ужаса и великого страха перед Яхве. Впоследствии дух горы Хорив стал богом древнееврейских семитских племён, которые стали верить в его верховность по отношению ко всем остальным богам.
       Ханаанеи уже давно почитали Яхве, и, хотя многие кенеи в большей или меньшей степени верили в Эль-Эльона – сверхбога салимской религии – большинство ханаанеев не расстались со своими племенными божествами. Они не спешили отказываться от своих национальных божеств ради межнационального, тем более, межпланетного Бога. Они не были склонны верить во всеобщее божество, и потому эти племена продолжали поклоняться своим племенным божествам, включая Яхве, а также серебряным и золотым тельцам, которые символизировали представление пастухов-бедуинов о духе синайского вулкана.
       Хотя сирийцы поклонялись своим богам, они также верили в древнееврейского Яхве, ибо их пророки сказали сирийскому царю: «Их боги являются богами гор; поэтому они одолели нас. Давай сразимся с ними на равнине, и тогда мы наверняка победим».
       С развитием человеческой культуры второстепенные боги подчиняются верховному божеству; обращение к великому Юпитеру остаётся только в восклицаниях. Для монотеистов подчинённые боги превращаются в духов, демонов, парок, нереид, фей, домовых, гномов, предсмертных привидений и дурной глаз. Древние евреи прошли через генотеизм и в течение долгого времени верили в существование других богов, кроме Яхве, но они всё больше склонялись к вере в то, что эти чужеродные божества подчинены Яхве. Они соглашались с реальностью бога амореев Хамоса, но утверждали, что он подвластен Яхве.
       Из всех представлений о Боге, которые возникали у смертных, идея Яхве претерпела наибольшие изменения. Её постепенную эволюцию можно сравнить только с метаморфозами концепции Будды в Азии, которые в итоге привели к представлению о Всеобщем Абсолюте, так же как концепция Яхве привела к идее Всеобщего Отца. Однако историческим фактом остаётся то обстоятельство, что, хотя евреи изменили свои представления о Божестве, превратившемся из племенного бога горы Хорив в любвеобильного и милосердного Отца-Создателя более поздних времён, они не изменили его имени: на протяжении всей истории развития своего представления о Божестве они называли его одним и тем же именем – Яхве.
       
       2. Семитские народы.
       
       Семиты Востока были хорошо организованными и хорошо управляемыми всадниками, наводнившими восточные регионы плодородного полумесяца, где они объединились с вавилонянами. Халдеи, жившие поблизости от Ура, относились к наиболее развитым племенам восточных семитов. Финикийцы являлись высокоразвитой и хорошо организованной группой смешанных семитов, владевших западной частью Палестины вдоль средиземноморского побережья. В расовом отношении семиты принадлежали к наиболее смешанным народам Урантии и обладали наследственными факторами, полученными почти от всех девяти мировых рас.
       Раз за разом аравийские семиты силой прокладывали себе путь в северную Землю Обетованную – землю, в которой «текло молоко и мёд», но всякий раз их вытесняли более организованные и цивилизованные северные семиты и хеттеи. Позднее, во времена необычайно жестокого голода, множество этих кочевых бедуинов прибыли в Египет в качестве наёмных рабочих для участия в общественных работах – но лишь для того, чтобы испытать горькую участь простых и бесправных тружеников долины Нила, подвергающих себя горькому опыту порабощения тяжёлым, ежедневным трудом.
       Лишь по истечении времён Макивенты и Авраама некоторые семитские племена, по причине их своеобразных религиозных верований, стали называться детьми Израиля, а позднее – иудеями, евреями и «избранным народом». Авраам не был расовым отцом всех евреев; он не являлся даже прародителем всех тех семитских бедуинов, которых держали в плену в Египте. Правда, его потомки, выходцы из Египта, действительно образовали ядро будущего еврейского народа, однако подавляющее большинство мужчин и женщин, объединившихся в кланы Израиля, никогда не бывали в Египте. Они были всего лишь такими же кочевниками, которые решили принять Моисея в качестве своего вождя, когда дети Авраама и их семитские соратники из Египта пересекали северную Аравию.
       Учение Мелхиседека об Эль-Эльоне – Всевышнем – и обещание божественного благоволения через веру были во многом забыты ко времени порабощения египтянами семитских племён, которым вскоре предстояло образовать еврейскую нацию. Но в течение всего своего плена эти аравийские кочевники, следуя давней традиции, хранили веру в Яхве как в своё национальное божество.
       Более ста различных аравийских племён поклонялись Яхве, и если не считать отголосков изложенной Мелхиседеком концепции Эль-Эльона, получившей распространение среди более образованных египетских классов – включая смешанные египетские и древнееврейские кланы, – то религия простых рабов, пленённых евреев, являлась видоизменённым вариантом старого ритуала поклонения Яхве, основанного на магии и жертвоприношениях.
       
       3. Несравненный Моисей.
       
       Начало эволюции древнееврейских представлений и идеалов Верховного Создателя связано с исходом семитов из Египта под руководством великого лидера, учителя и организатора – Моисея. Его мать происходила из царской египетской семьи; его отец-семит служил посредником между властями и пленными бедуинами. Поэтому Моисей обладал качествами, унаследованными из лучших расовых источников; его предки были настолько смешанными, что его невозможно причислить к какой-либо определённой расовой группе. Если бы он не принадлежал к такому смешанному типу, то никогда не смог бы проявить той необыкновенной разносторонности и способности к адаптации, которые позволили ему справиться с разношёрстной ордой, примкнувшей в итоге к семитским бедуинам, бежавшим под его предводительством из Египта в Аравийскую пустыню.
       Несмотря на искушения культуры нильского царства, Моисей решил разделить судьбу с народом, к которому принадлежал его отец. В то время, когда этот великий организатор разрабатывал планы по освобождению народа своего отца, бедуинские пленники имели жалкое подобие религии; по сути дела, у них не было ни истинного представления о Боге, ни надежды в этом мире.
       Ни один лидер никогда не брался за преобразование и возвышение более жалкой, подавленной, угнетённой и невежественной группы людей. Однако в крови этих рабов таились скрытые возможности для развития, и в их среде было достаточное число образованных предводителей, обученных Моисеем при подготовке к восстанию и прорыву к свободе, чтобы образовать группу способных организаторов. Эти более развитые люди служили надсмотрщиками над своими соплеменниками; они получили некоторое образование благодаря влиянию Моисея на правителей Египта.
       Моисей пытался договориться о свободе для собратьев-семитов дипломатическим путём. Вместе со своим братом он заключил с египетским царём договор, который давал им право мирно покинуть долину Нила и уйти в Аравийскую пустыню. За свою долгую службу в Египте они должны были получить небольшую плату деньгами и имуществом. Со своей стороны, евреи обязывались поддерживать дружественные отношения с фараонами и не вступать в какие-либо анти-египетские союзы. Однако позднее царь счёл возможным отказаться от этого договора под предлогом того, что его шпионы донесли ему о вероломстве бедуинских рабов. Он утверждал, что они стремились к свободе с целью поднять кочевников пустыни на борьбу с Египтом.
       Но Моисей не унывал; он ждал своего часа, и менее чем через год, когда вся египетская армия была занята одновременным отражением мощного ливийского наступления на юге и вторжения греков с моря на севере, этот неустрашимый организатор, в результате дерзкого ночного побега, вывел своих соотечественников из Египта. Этот прорыв к свободе был тщательно спланирован и умело выполнен. И они добились успеха, несмотря на то, что их по пятам преследовал фараон вместе с небольшим отрядом. Все египтяне пали от рук оборонявшихся беглецов, оставив множество трофеев, к которым добавилось и то, что награбили многочисленные беглые рабы на пути к пустынной родине своих предков.
       
       4. Провозглашение Яхве.
       
       Эволюция и возвышение учения Моисея оказали влияние почти на половину всего мира и продолжают это делать даже в двадцатом веке. Хотя Моисей понимал более прогрессивную египетскую религиозную философию, бедуинские рабы почти ничего не знали об этих учениях, однако они ещё помнили бога горы Хорив, которого их предки называли Яхве.
       Моисей слышал об учениях Макивенты Мелхиседека как от отца, так и от матери. Именно общностью религиозных взглядов объясняется необычный союз женщины из царской семьи и мужчины из рода пленников. Тесть Моисея был кенеем, верующим в Эль-Эльона, но родители освободителя верили в Эль-Шаддая. Поэтому Моисей был воспитан в шаддаизме; под влиянием своего тестя он стал эльонистом; а ко времени создания еврейского лагеря у горы Синай после побега из Египта он сформулировал новую и развёрнутую концепцию Божества (с использованием всех предшествующих вероучений), которую он благоразумно решил провозгласить своему народу в качестве расширенного представления об их древнем племенном боге – Яхве.
       Моисей попытался познакомить этих бедуинов с идеей Эль-Эльона, однако ещё до того, как покинуть Египет, он убедился в том, что они никогда не смогут по-настоящему понять это учение. Поэтому он сознательно решил пойти на компромисс: превратить племенного бога пустыни в единого и единственного бога своих последователей.
       В учении Моисея не было определённых утверждений о том, что у других народов и наций нет иных богов, но он решительно настаивал на том, что Яхве находился над всеми и был превыше всех – в особенности для евреев. Но он всегда чувствовал себя неловко, когда пытался изложить этим невежественным рабам новую и более высокую идею Божества под древним именем Яхве, извечным символом которого был золотой телец бедуинских племён.
       То обстоятельство, что Яхве был богом спасавшихся бегством древних евреев, объясняет, почему они так долго оставались в районе горы Синай и почему они получили здесь десять заповедей, провозглашённых Моисеем от имени Яхве – бога Хорива. В течение этого длительного пребывания у Синая произошло дальнейшее усовершенствование религиозных обрядов нарождавшейся иудейской религии.
       Вряд ли Моисей смог бы когда-нибудь добиться успеха в создании этого в некотором роде прогрессивного ритуального культа и сохранить своих последователей целыми и невредимыми на протяжении четверти века, если бы не мощное извержение горы Хорив на третью неделю их почтительного пребывания у её подножья. «Гора Яхве была в огне, и поднимался дым, словно дым из печи, и вся гора сотрясалась». Принимая во внимание этот катаклизм, неудивительно, что Моисею удалось внушить своим собратьям учение о том, что их Бог был «великим, грозным, пожирающим огнём, страшным и всесильным».
       Моисей провозгласил Яхве Господом Богом Израиля, избравшим евреев своим народом; он создавал новую нацию и поступал мудро, придавая своему религиозному учению национальный характер и говоря своим последователям, что Яхве был суровым надзирателем, «Богом ревнителем». Тем не менее, он стремился расширить их представление о божественности, внушая им, что Яхве есть «Бог духов всякой плоти», что «вечный Бог – твоё прибежище, его власть непреходяща». Моисей учил, что Яхве верен завету, что он «не оставит вас, не погубит вас и не забудет завета с отцами вашими, ибо Господь любит вас и сдержит обещание, данное вашим предкам».
       
       Моисей предпринял героическую попытку поднять образ Яхве до положения верховного Божества, представив его как «Бога истины, непорочного, справедливого и праведного во всех путях своих». Однако, несмотря на это возвышенное учение, ограниченность понимания его последователей заставила Моисея говорить о подобии Бога человеку, его склонности к приступам ярости, гнева и жестокости, и даже о том, что он мстителен и легко поддаётся влиянию людей.
       В учении Моисея этот племенной природный бог Яхве стал Господом Богом Израиля, который был вместе с евреями в пустыне и даже в изгнании, где вскоре появилось представление о нём как о Боге всех народов. Последующий плен, который сделал евреев рабами в Вавилоне, окончательно освободил формировавшееся представление о Яхве для монотеистической роли Бога всех наций.
       Самой уникальной и поразительной чертой религиозной истории древних евреев является эта постоянная эволюция концепции Божества: начавшись с примитивного бога горы Хорив и эволюционировав в учениях целого ряда духовных лидеров, она достигла высокого уровня развития, отражённого в доктринах Божества двух Исай, которые провозгласили величественную концепцию любвеобильного и милосердного Отца-Создателя.
       
       5. Учения Моисея.
       
       В Моисее необыкновенным образом сочетались качества военного лидера, общественного организатора и религиозного учителя. Он являлся важнейшим из всех мировых учителей и лидеров в период между Макивентой и Иисусом. Моисей пытался провести в Израиле многие реформы, о которых нет письменных свидетельств. За время одной человеческой жизни он избавил многоязыкую орду так называемых древних евреев от рабства и нецивилизованного бродяжничества, одновременно заложив основу для последующего рождения и сохранения расы.
       О выдающейся деятельности Моисея сохранилось так мало свидетельств потому, что во времена исхода у древних евреев не было письменности. Повествование об эпохе и деяниях Моисея было составлено на основе преданий, существовавших по прошествии более тысячи лет после смерти великого лидера.
       Кроме того, многие из усовершенствований, внесённых Моисеем в религию египтян и окружавших левантийских племён, объяснялись кенейскими традициями, восходившими к эпохе Мелхиседека. Без учения Макивенты, переданного Аврааму и его современникам, древние евреи вышли бы из Египта, лишённые всякой надежды. Моисей и его тесть Иофор собрали то немногое, что оставалось от традиций Мелхиседека; этими учениями, объединёнными с учениями египтян, и руководствовался Моисей при создании более совершенной религии израильтян и их обрядов. Моисей был организатором; он отобрал лучшее из религии и нравов Египта и Палестины и, связав эти обычаи с традициями учений Мелхиседека, создал ритуальную систему поклонения древних евреев.
       Моисей верил в Провидение; он глубоко проникся доктринами Египта о сверхъестественном управлении Нилом и другими природными стихиями. Он обладал возвышенным представлением о Боге, но был предельно искренним, когда учил евреев, что если они будут послушны Богу, то «Он возлюбит и благословит вас, сделает многочисленным ваш народ. Он размножит плод чрева вашего и плод земли вашей – хлеб, вино, масло и ваши стада. Благословения ваши превзойдут благословения всех других народов, и Господь, Бог ваш, отведёт от вас все болезни и не наведёт на вас ни одну из ужасных болезней Египта». Он даже сказал: «Помните Господа, Бога вашего, ибо это он даёт вам силу приобретать богатство». «И вы будете давать взаймы многим народам, а сами не будете брать взаймы. Вы будете господствовать над многими народами, но они не будут господствовать над вами».
       Однако было поистине печально видеть, как великий разум Моисея старался приспособить возвышенное представление об Эль-Эльоне к пониманию невежественных и безграмотных евреев. Собранию своих вождей он громогласно возвещал: «Есть только один Господь, Бог ваш, и нет Бога, кроме него», в то время как разношёрстной толпе он заявлял: «Кто сравнится с вашим Богом среди всех богов?» Моисей мужественно и, отчасти, успешно выступил против фетишей и идолопоклонства, заявив: «В тот день, когда ваш Бог говорил с вами на горе Хорив из огня, у Бога не было образа». Кроме того, он запретил изготавливать каких-либо истуканов.
       Моисей боялся провозглашать милосердие Яхве и предпочитал внушать благоговейный страх перед правосудием Бога, говоря: «Господь, Бог ваш, есть Бог Богов, Владыка Владык, великий Бог, могучий и страшный Бог, в глазах которого все равны». Пытаясь же обуздать буйные кланы, он заявлял, что «ваш Бог убивает, когда вы не повинуетесь ему; он исцеляет и оживляет, когда вы повинуетесь ему». Однако Моисей учил эти племена, что они станут избранным народом Божьим только при том условии, что «будут исполнять все его заповеди и соблюдать все его законы».
       В те древние времена евреев почти не учили милосердию Бога. Они знали Бога как «Всемогущего; Господь – великий воин, Бог сражений, славный в своём могуществе, сокрушающий своих врагов». «Господь, Бог твой, с тобой в твоём стане, чтобы спасти тебя». Израильтяне верили, что их Бог любит их, но что он также является тем, кто «ожесточил сердце фараона» и «проклял их врагов».
       Хотя Моисей и дал детям Израиля некоторое представление о всеобщем и благотворном Божестве, в целом, в их повседневном восприятии, Яхве мало чем отличался от племенных богов окружающих народов. Их представление о Боге было примитивным, грубым и антропоморфическим. После кончины Моисея эти бедуинские племена быстро вернулись к своим полуварварским идеям – прежним богам Хорива и пустыни. Расширенное и более высокое видение Бога, периодически излагавшееся Моисеем своим предводителям, вскоре было забыто, в то время как большинство людей обратились к поклонению своим фетишам – золотым тельцам, символизировавшим Яхве в глазах палестинских пастухов.
       К тому времени, когда Моисей передал евреев под командование Иисуса Навина, им уже были собраны тысячи непрямых потомков Авраама, Нахора, Лота и других представителей родственных племён, превращённых в самостоятельную и, отчасти, самоуправляющуюся нацию кочевых воинов.
       
       6. Представление о Боге после смерти Моисея.
       
       После смерти Моисея его возвышенное представление о Яхве быстро исказилось. Иисус Навин и лидеры Израиля чтили традиции Моисея о премудром, благотворном и всемогущем Боге, но простой люд вскоре вернулся к более древнему образу Яхве, который сложился некогда в пустыне. И такая постепенная деградация концепции Божества усугублялась на протяжении сменявших друг друга правлений различных племенных шейхов, так называемых Судей.
       Обаяние необыкновенной личности Моисея поддерживало в сердцах его последователей увлечённость всё более расширявшимся представлением о Боге; однако достигнув плодородных земель Палестины, они быстро превратились из пастухов-кочевников в оседлых и в некотором роде степенных земледельцев. Подобная эволюция образа жизни и изменение религиозных взглядов требовали более или менее полной перемены в характере их представления о сущности своего Бога, Яхве. На первом этапе превращения сурового, грубого, взыскательного и гневного пустынного Бога горы Синай в более позднее представление о Боге любви, правосудия и милосердия евреи почти полностью забыли возвышенные учения Моисея. Они едва не утратили всякое представление о монотеизме; они чуть было не упустили возможность стать жизненно важным связующим звеном в духовной эволюции Урантии, той общностью людей, которая сохранила учения Мелхиседека о едином Боге вплоть до воплощения посвященческого Сына такого Отца всего сущего.
       Отчаянные попытки Иисуса Навина сохранить представление о верховном Яхве в разумах соплеменников стали причиной возвещения: «Я буду с тобой, как я был с Моисеем; я не отступлю от тебя и не покину тебя». Иисус Навин считал, что этому маловерному народу, слишком расположенному к своей древней национальной религии, но не расположенному идти вперёд по пути религии веры и праведности, было необходимо суровое евангелие. Основной мыслью учений Иисуса Навина стали слова: «Яхве – Бог святой, Бог ревнитель; он не потерпит беззакония вашего и грехов ваших». Высшее представление того времени изображало Яхве как «Бога силы, правосудия и справедливости».
       Однако даже в этот мрачный период то и дело появлялись учителя-одиночки, провозглашавшие идущее от Моисея видение божественности: «Вы, дети порока, не можете служить Господу, ибо он – Бог святой». «Может ли смертный человек быть справедливее Бога? Можешь ли, человек, быть чище своего Творца?» «Можешь ли ты разыскать Бога? Можешь ли в совершенстве постигнуть Вседержителя? Да, Бог велик, и мы не знаем его. Прикасаясь к Вседержителю, мы не постигаем его».
       
       7. Псалмы и книга Иова.
       
       Под руководством своих шейхов и священников древние евреи несколько укрепили свои позиции в Палестине. Однако вскоре они скатились к отсталым верованиям пустыни и переняли у ханаанеев их менее прогрессивные религиозные обряды. Им стало свойственно идолопоклонство и вседозволенность, а их представление о Божестве упало значительно ниже египетской и месопотамской концепций о Боге, которые поддерживались несколькими уцелевшими салимскими группами и описаны в некоторых псалмах и в так называемой Книге Иова.
       Псалмы являются произведением десятка или более авторов; многие из них были написаны египетскими и месопотамскими учителями. В те времена, когда Левант поклонялся богам природы, существовало достаточно много людей, веривших в верховность Эль-Эльона, Всевышнего.
       Ни один другой религиозный труд не выражает такой глубокой набожности и такого обилия вдохновенных идей о Боге, как Псалтырь. И читатель смог бы получить большую пользу, если бы, внимательно читая это прекрасное собрание религиозных сочинений, обращал внимание на источник и хронологию каждого отдельного гимна, исполненного хвалы и поклонения, и помнил о том, что ни один другой сборник текстов не охватывает столь огромного промежутка времени. Псалтырь является изложением различных представлений о Боге, которых придерживались приверженцы салимской религии на всей территории Леванта, и охватывает весь период от Аменемопа до Исайи. В псалмах Бог представлен во всех фазах понимания – от примитивной идеи о племенном божестве до чрезвычайно расширенного идеала более поздних евреев, в котором Яхве изображается как любвеобильный правитель и милосердный Отец.
       При таком подходе Псалтырь представляет собой наиболее ценную и полезную подборку религиозных воззрений, когда-либо собранных человеком вплоть до двадцатого века. Боготворящий дух этого собрания гимнов превосходит все остальные священные книги мира.
       На протяжении почти трёхсот лет свыше десятка религиозных учителей Месопотамии создавали многоликий образ Божества, представленный в Книге Иова. Знакомясь с возвышенным представлением о божественности, которым проникнуто это собрание месопотамских вероучений, вы увидите, что в период духовного упадка Палестины истинное представление о Боге лучше всего сохранилось именно в окрестностях халдейского Ура.
       Обитатели Палестины часто постигали мудрость и вездесущность Бога, но редко – его любовь и милосердие. Яхве этого времени «посылает злых духов для покорения душ его врагов»; он благоприятствует своим собственным и послушным детям, проклиная и сурово осуждая всех остальных. «Он останавливает замыслы злоумных и ловит мудрых в их же ловушки».
       Только в Уре появился человек, заявивший во всеуслышание о милосердии Бога: «Он будет молиться Богу и обретёт его благоволение и будет с радостью взирать на его лицо, ибо Бог возвратит человеку божественную праведность». Так проповедуется из Ура спасение, божественное благоволение, через веру: «Он умилосердится над кающимся и скажет: „Упаси его от смерти, ибо я нашёл, как оплатить его грехи”. Если скажет кто: „Я грешил и изменял правде, и это не принесло мне пользы”, Бог спасёт его душу от преисподней, и он увидит свет». Ни разу со времён Мелхиседека не слышал Левант столь громкой и воодушевляющей проповеди спасения человека, как это необыкновенное учение Елиуя – пророка из Ура и священника салимских верующих, представлявших собой то, что осталось от колонии Мелхиседека в Месопотамии.
       Так остатки салимских миссионеров Месопотамии хранили свет истины в период разобщения древнееврейских народов вплоть до появления первого из длинного ряда учителей Израиля. Не покладая рук, эти учители создавали одно представление за другим, пока не пришли к идеалу Всеобщего Отца и Создателя всего сущего – высочайшего представления о Яхве.
       
       Представлено Мелхиседеком Небадона.
       
       

       Эволюция представления о Боге у евреев (док.97)

       

                            1. Самуил – первый из еврейских пророков. 
                            2. Илия и Елисей. 
                            3. Яхве и Ваал. 
                            4. Амос и Осия. 
                            5. Первый Исайя. 
                            6. Бесстрашный Иеремия. 
                            7. Второй Исайя. 
                            8. Священная и светская история.
                            9. Еврейская история. 
                            10. Религия евреев.

       Духовные лидеры евреев сделали то, что никогда и никому не удавалось до них: они лишили своего Бога человеческих черт, не превращая его в абстрактное Божество, постижимое только для философов. Даже простые люди были способны относиться к сформировавшемуся образу Яхве как к Отцу – если не индивидуума, то хотя бы нации.
       Представление о личности Бога, ясно изложенное в Салиме во времена Мелхиседека, было туманным и расплывчатым в дни бегства из Египта и лишь постепенно, из поколения в поколение, формировалось в разуме евреев в ответ на учения их духовных лидеров. Осознание личности Яхве было намного более продолжительным в своей постепенной эволюции, чем осознание многих других атрибутов Божества. От Моисея до Малахии в разуме евреев продолжалось почти непрерывное возвышение концепции личности Бога, и в итоге это представление было поднято на новую высоту и прославлено учениями Иисуса о небесном Отце.
       
       1. Самуил – первый из еврейских пророков.
       
       Враждебное давление окружающих палестинских народов вскоре заставило еврейских шейхов понять, что надежда на спасение заключается только в конфедеративном союзе племён, подчинённых центральной власти. И эта централизация административной власти создала более благоприятные условия для просветительской и реформаторской деятельности Самуила.
       Самуил был выходцем из древнего рода салимских учителей, сохранивших истины Мелхиседека как часть своих форм поклонения. Этот учитель был мужественным и решительным человеком. Только огромная преданность в сочетании с необыкновенной целеустремлённостью позволили ему выдержать почти всеобщее сопротивление, с которым он столкнулся, попытавшись вернуть весь Израиль к поклонению верховному Яхве времён Моисея. Но и он добился только частичного успеха: ему удалось обратить к служению более высокому представлению о Яхве лишь наиболее разумную половину евреев; остальные продолжали поклоняться племенным богам своей местности и придерживаться более примитивных представлений о Яхве.
       Самуил относился к типу грубоватых, но деятельных людей и являлся практическим реформатором, который вместе со своими товарищами мог за один день разрушить пару десятков мест поклонения Ваалу. Он добивался прогресса только за счёт силы и принуждения; он почти не проповедовал, ещё меньше учил, но он по-настоящему действовал. Сегодня он мог издеваться над жрецом Ваала, завтра – изрубить пленного царя. Он всецело верил в единого Бога и обладал ясным представлением об этом едином Боге как создателе неба и земли: «Основания земли – у Господа, и он утвердил на них мир».
       Однако великим вкладом Самуила в развитие концепции Божества стало его громогласное провозглашение неизменности Яхве – вечного воплощения постоянного совершенства и божественности. В те времена Яхве представлялся переменчивым, ревнивым и прихотливым Богом, вечно сожалеющим о том или ином своём поступке; теперь же, впервые с того времени, как древние евреи вышли из Египта, они услышали поразительные слова: «Сила Израиля не скажет неправды и не раскается, ибо не человек он, чтобы раскаяться ему». Была провозглашена устойчивость в отношениях с Божественностью. Самуил вновь повторил, что Мелхиседек заключил с Авраамом завет, и заявил, что Господь Бог Израиля является источником всякой истины, устойчивости и постоянства. Евреи всегда взирали на своего Бога как на человека, сверхчеловека, прославленного духа неизвестного происхождения. Теперь же они услышали о том, что прежний дух Хорива возвысился до положения неизменного Бога, обладающего совершенством создателя. Самуил помог эволюционирующему представлению о Боге подняться над переменчивым человеческим разумом и превратностями смертного существования. В его учении началось восхождение Бога евреев от идеи, соответствовавшей уровню племенных богов, к идеалу всемогущего и неизменного Создателя и Смотрителя всего творения.
       Он вновь проповедовал искренность Бога, его верность завету. Сказал Самуил: «Господь не оставит своего народа». «Он заключил с нами вечный завет, твёрдый и непреложный». Так по всей Палестине прозвучал призыв вернуться к поклонению верховному Яхве. Этот энергичный учитель извечно провозглашал: «Велик ты, Господи, Боже, ибо нет никого, подобного тебе, как нет Бога, кроме тебя».
       До сих пор евреи судили о благоволении Яхве в основном с точки зрения материального благополучия. Огромным потрясением для Израиля стало смелое заявление Самуила, чуть не стоившее ему жизни: «Господь делает нищим и приносит богатство, он унижает и возвышает. Он поднимает из праха бедных и возвышает нищих до уровня вельмож, давая им в наследство престол славы». Впервые со времён Моисея были провозглашены столь утешительные обещания униженным и обделённым, и тысячи отчаявшихся бедняков получили надежду на то, что и они смогут улучшить свой духовный статус.
       Однако Самуил лишь ненамного отошёл от представления о племенном боге. Он провозглашал Яхве, который сотворил всех людей, но в первую очередь заботился о евреях, своём избранном народе. Несмотря на это, данная концепция Бога, как и во времена Моисея, изображала святое и справедливое Божество. «Нет Бога столь святого, как Господь. Кто сравнится с этим святым Господом Богом?»
       С годами поседевший старый вождь усовершенствовал своё понимание Бога, ибо он заявил: «Господь – Бог знающий, и дела у него взвешены. Господь будет судить во всех концах земли, поступая милосердно с милосердными, честно с честными». Здесь уже видны проблески милосердия, хотя оно и ограничено милосердными. Позднее он пошёл ещё дальше, когда в час народного несчастья призвал свой народ: «Отдадимся на волю Господу, ибо велико милосердие его». «Для Господа легко спасти немногих или многих».
       Постепенное развитие представления о характере Яхве продолжалось усилиями преемников Самуила. Они стремились представить Яхве как верного завету Бога, но с трудом поддерживали темп, заданный Самуилом; они не смогли продолжить развитие идеи о милосердии Бога как позднее понимал его сам Самуил. Происходило постоянное движение вспять – возврат к признанию других богов, несмотря на утверждение верховности Яхве. «Царство тебе принадлежит, о Господи, ты глава и владыка над всем».
       Лейтмотивом этой эры было божественное могущество; пророки этой эпохи проповедовали религию, призванную укрепить царя на еврейском троне. «Тебе, о Господи, принадлежат величие, могущество, слава, победа и честь. В твоих руках могущество и сила, любого можешь сделать ты великим и могучим». Таковым было представление о Боге во времена Самуила и его непосредственных преемников.
       
       2. Илия и Елисей.
       
       В десятом веке до Христа еврейская нация разделилась на два царства. В каждом из этих политических образований многие учители истины стремились сдержать реакционную волну духовного разложения, которое началось и катастрофически нарастало после войны, завершившейся разделом государства. Однако эти усилия по развитию еврейской религии увенчались успехом только после того, как со своим учением выступил решительный и бесстрашный борец за праведность – Илия. Он восстановил в северном царстве представление о Боге, сравнимое с тем, которое существовало в дни Самуила. Илия почти не имел возможности предложить прогрессивную концепцию Бога. Как и Самуил, он был занят сокрушением алтарей Ваала и разрушением идолов лжебогов. Несмотря на противодействие идолопоклоннического монарха, он продолжал свои реформы; его задача была ещё более громадной и трудной, чем та, которая стояла перед Самуилом.
       Когда Илия был отозван, его верный сподвижник Елисей продолжил его труд и с бесценной помощью малоизвестного Михея сохранил свет истины в Палестине.
       Однако это время не сопровождалось прогрессом в представлении о Божестве. Евреи ещё не поднялись даже до идеала Моисея. Эра Илии и Елисея завершилась возвращением лучших классов к поклонению верховному Яхве и восстановлением идеи Всеобщего Создателя примерно до уровня, на котором её оставил Самуил.
       
       3. Яхве и Ваал.
       
       Продолжительный спор между верующими в Яхве и сторонниками Ваала объяснялся, скорее, социально-экономическим столкновением идеологий, чем различиями в религиозных верованиях.
       Жители Палестины отличались своим отношением к частному землевладению. Для южных, или кочевых, аравийских племён (Яхвеитов) земля была неотчуждаемой – даром Божества клану. Они считали, что землю нельзя продавать или закладывать. «Сказал Яхве, говоря: „Нельзя продавать землю, ибо земля принадлежит мне”».
       Северные и более оседлые ханаанеи (Ваалиты) свободно покупали, продавали и закладывали свои земли. Слово Ваал означает «владелец». Культ Ваала основывался на двух основных доктринах: первая заключалась в легализации обмена собственностью, контрактов и договоров – права покупки и продажи земли. Во-вторых, считалось, что Ваал посылает дождь – он являлся богом плодородия земли. Хороший урожай зависел от благосклонности Ваала. Этот культ в основном был связан с землёй – владением ею и плодородием.
       В целом, последователи Ваала владели домами, землёй и рабами. Это были аристократы-землевладельцы, проживающие в городах. У каждого Ваала была святыня, жречество и «святые женщины» – ритуальные проститутки.
       Это принципиальное расхождение в отношении к земле привело к острому противоборству социальных, экономических, моральных и религиозных взглядов ханаанеев и иудеев. Социально-экономические противоречия переросли в собственно религиозный спор только со времени Илии. С появлением этого энергичного пророка борьба вокруг данного вопроса перешла в более религиозное русло – Яхве против Ваала – и завершилась триумфом Яхве и последующим развитием в сторону монотеизма.
       В противоречии между Яхве и Ваалом Илия сделал упор на религиозном, а не на земельном аспекте иудейской и ханаанской идеологий. Когда Ахав истребил семью Навуфея в результате заговора с целью завладеть их землёй, Илия превратил старые неписаные земельные законы в нравственную проблему и повёл решительную борьбу с ваалитами. Это была также борьба сельских жителей против главенства городов. Превращение Яхве в Элохима произошло в основном при Илие. Этот пророк начал своё служение как сторонник земельной реформы и завершил его возвышением Божества. Ваалов было много, Яхве был один – монотеизм одержал верх над политеизмом.
       
       4. Амос и Осия.
       
       Огромный шаг при переходе от племенного бога – Яхве ранних евреев, которому в течение столь длительного времени служили при помощи жертвоприношений и ритуалов, – к Богу, наказывающему преступления и аморальность даже в среде своего народа, сделал Амос. Уроженец холмистого юга, он пришёл как обличитель преступности, пьянства, тирании и аморальности северных племён. Никогда со времён Моисея столь звучные истины не провозглашались в Палестине.
       Амос был не просто реставратором или реформатором: он открыл новые представления о Божестве. Он провозгласил многое из того, о чём заявляли его предшественники, и повёл смелую атаку на веру в Божественное Существо, которое поощряло грех в своём так называемом избранном народе. Впервые со времени Мелхиседека человек внимал осуждению двойного стандарта национального правосудия и морали. Впервые в своей истории евреи услышали, что их собственный Бог – Яхве – будет так же нетерпим ко греху в их жизни, как и в жизни любого другого народа. Амос создал образ сурового и справедливого Бога Самуила и Илии, но он увидел также Бога, не проводящего различий между евреями и любой другой нацией, когда дело касалось наказания за преступления. Это была прямая атака на эгоистическую доктрину «избранного народа», глубоко возмутившая многих евреев того времени.
       Сказал Амос: «Ищите того, кто образовал горы и создал ветер, кто создал семь звёзд и Орион, кто обращает тьму в ясное утро, а день делает тёмным, как ночь». Разоблачая полурелигиозных, приспосабливающихся и порой аморальных собратьев, он стремился описать неотвратимое правосудие неизменного Яхве, когда сказал о злодеях: «Даже если зароются они в преисподнюю, извлечёт их оттуда моя рука; даже если поднимутся к небесам, свергну их и оттуда». «И даже если их поведут в плен враги, то я прикажу мечу правосудия, и он сразит их». Амос ещё больше поразил своих слушателей, когда, направив на них обвиняющий перст, провозгласил от имени Яхве: «Я не забуду никогда и ничего из сделанного вами». «Я рассыплю дом Израиля по всем народам, как рассыпают зёрна в решете».
       Амос провозгласил Яхве «Богом всех наций» и предостерёг израильтян, что ритуал не должен подменять собою праведность. И до того, как этот отважный учитель был забит камнями, посеянные им семена истины успели спасти доктрину о верховном Яхве; он обеспечил дальнейшую эволюцию откровения Мелхиседека.
       Осия – последователь Амоса и его доктрины всеобщего Бога правосудия – возродил представление Моисея о Боге любви. Осия проповедовал прощение через раскаяние, а не жертвоприношение. Он провозгласил евангелие любви и божественного милосердия, говоря: «Я навек обручусь с тобой; да, я обручусь с тобой по правде и справедливости, с любовью и милосердием. И я обручусь с тобой в верности». «Соблаговолю любить их, ибо я больше не гневаюсь на них».
       Осия был верным продолжателем моральных предостережений Амоса, говоря о Боге: «По желанию своему накажу их». Однако израильтяне расценили его слова как жестокость, граничащую с предательством, когда он сказал: «Я скажу тем, кто не был моим народом: „Ты – мой народ”, а он скажет: „Ты – мой Бог”». Он продолжил проповедь раскаяния и прощения, говоря: «Я исцелю их от вероотступничества; соблаговолю любить их, ибо я больше не гневаюсь на них». Осия всегда провозглашал надежду и прощение. Его основная мысль неизменно заключалась в следующих словах: «Я буду милосерден к моему народу. Они не будут знать другого Бога, кроме меня, ибо нет спасителя, кроме меня».
       Амос пробудил национальную совесть евреев, признавших, что Яхве не закрывает глаза на их преступления и грехи только из-за их предположительной богоизбранности, в то время как Осия взял первые ноты в грядущих милосердных аккордах божественного сострадания и любви, столь возвышенно воспетых Исайей и его сподвижниками.
       
       5. Первый Исайя.
       
       Это было время, когда одни объявляли об угрозах наказаний за личные грехи и национальные преступления северных кланов, а другие предсказывали несчастья как воздаяние за проступки южного царства. Именно на волне пробуждения совести и сознания еврейских племён появился первый Исайя.
       Исайя продолжил проповедовать вечную сущность Бога, его бесконечную мудрость, его неизменное совершенство и надёжность. Он представил Бога Израиля, говорящего: «И сделаю правосудие мерилом и добродетель – весами». «Господь избавит тебя от твоей скорби и от твоего страха, и от тяжкого гнёта, которым ты был порабощён». «И за спиной своей услышишь голос, который скажет: „Вот путь, иди по нему”». «Вот, Бог – моё спасение; на него буду уповать и не бояться, ибо Господь – моя сила и моя песня». «Приходите и рассудим, – говорит Господь. – Если будут грехи ваши, как багряница, то побелеют они, словно снег; если будут они пурпурно-красные, то убелю их, как шерсть».
       Обращаясь к охваченным страхом и малодушным евреям, этот пророк сказал: «Восстаньте и радуйтесь, ибо пришёл ваш свет, и слава Господня взошла над вами». «Дух Господа на мне, ибо Господь помазал меня благовествовать нищим; он послал меня исцелять сокрушённых сердцем, возвещать свободу пленным и освобождать духовных узников». «Радостью буду радоваться о Господе, возвеселится душа моя о Боге моём, ибо он дал мне одежды спасения, одел меня в ризы правды». «Во всех бедах он был вместе с ними, и ангел его присутствия спасал их. Своей любовью и благосердием он искупил их».
       Вслед за первым Исайей появились Михей и Авдий, которые подтвердили его утоляющее душу евангелие и привнесли в него ещё большую красоту. Два этих храбрых посланника смело разоблачали подчинённый духовенству еврейский ритуал и бесстрашно осуждали всю систему жертвоприношений.
       Михей разоблачал «правителей, которые берут взятки, и священников, которые учат за плату, и провидцев, которые гадают за деньги». Он учил, что настанет день, свободный от суеверий и духовенства, говоря: «Но каждый будет сидеть под своей собственной лозой и не будет никого бояться, ибо всякий человек будет жить согласно собственному пониманию Бога».
       Суть проповеди Михея всегда оставалась неизменной: «Предстать ли мне пред Богом со всесожжениями? Будет ли доволен Господь, если принести ему тысячу баранов или десять тысяч рек масла? Принести ли мне своего первенца в искупление моего преступления, плод чрева моего за грех моей души? Он показал мне, о человек, что есть добро и что хочет от тебя Господь: действовать справедливо, любить милосердие и жить смиренно перед Богом твоим». Это была великая эпоха; это было и впрямь поразительное время, когда более двух с половиной тысяч лет назад смертные люди слышали столь спасительные проповеди, и некоторые даже верили им. И если бы не упрямое сопротивление духовенства, эти учители смогли бы уничтожить всю кровавую обрядность еврейского ритуала поклонения.
       
       6. Бесстрашный Иеремия.
       
       Хотя несколько учителей продолжали развивать евангелие Исайи, именно Иеремии было суждено сделать следующий дерзновенный шаг в интернационализации Яхве – Бога евреев.
       Иеремия бесстрашно провозгласил, что Яхве не стоит на стороне евреев в их вооружённой борьбе с другими нациями. Он заявил, что Яхве является Богом всей земли, всех наций и народов. Учение Иеремии было пиком нараставшей волны интернационализации Бога Израиля; раз и навсегда этот неустрашимый проповедник провозгласил, что Яхве является Богом всех наций, что не существует Осириса для египтян, Бела для вавилонян, Ашшура для ассирийцев или Дагона для филистимлян. Так древнееврейская религия внесла вклад в то всемирное возрождение монотеизма, которое началось примерно с этого времени; наконец, представление о Яхве поднялось до уровня Божества планетарного и даже космического достоинства. Но многим сподвижникам Иеремии было трудно представить себе Яхве отдельно от еврейской нации.
       Иеремия проповедовал также справедливого и любвеобильного Бога, описанного Исайей, провозглашая: «Да, любовью вечною я возлюбил вас и потому простёр к вам благоволение». «Ибо не по воле сердца своего наказывает он сынов человеческих».
       Сказал бесстрашный пророк: «Праведен наш Господь, он задумывает и совершает великие дела. Он видит всё, что делают люди, чтобы воздать каждому по путям его и по заслугам». Однако как богохульная измена были восприняты его слова, сказанные при осаде Иерусалима: «Теперь я отдал все эти страны Навуходоносору, царю Вавилона, рабу моему». А когда Иеремия посоветовал сдать город, священники и гражданские правители бросили его в грязную яму мрачной темницы.
       
       7. Второй Исайя.
       
       Крах древнееврейской нации и месопотамский плен могли бы принести огромную пользу её развивавшейся теологии, если бы не активные действия еврейских священников. Вавилонские армии сокрушили их нацию, интернациональные проповеди духовных лидеров нанесли урон их националистическому Яхве. Именно горечь утраты своего национального бога заставила еврейское духовенство включить в еврейскую историю массу небылиц и якобы чудесных случаев в попытке восстановить евреев в статусе народа, избранного Богом даже в его новом и расширенном понимании как интернационального Бога всех наций.
       Во время плена большое влияние на евреев оказали вавилонские предания и легенды, хотя следует отметить, что пленники неизменно улучшали нравственный характер и духовную значимость тех халдейских рассказов, которые они принимали, несмотря на то, что они непременно искажали эти легенды так, чтобы воздать должное предшественникам Израиля и овеять славой его историю.
       Для еврейских священников и книжников существовала только одна цель: возрождение еврейской нации, прославление еврейских традиций, возвеличение своей расовой истории. Если кто-то испытывает негодование из-за того, что эти священники навязали свои ошибочные идеи столь значительной части западного мира, то такому человеку следует помнить, что они делали это не намеренно; они не утверждали, что пишут по наитию и не заявляли о том, что пишут священную книгу. Они всего лишь составляли книгу для укрепления угасавшего мужества своих собратьев по плену. Они совершенно определённо стремились к возвышению национального духа и морали своих соотечественников. Превращение этих и других писаний в руководство, состоящее из якобы безупречных учений, было уже делом людей более позднего времени.
       После пленения еврейское духовенство широко пользовалось этими писаниями, но их воздействие на собратьев по плену было чрезвычайно затруднено присутствием молодого и неукротимого пророка – Исайи второго, который полностью принял учение старшего Исайи о Боге справедливости, любви, праведности и милосердия. Как и Иеремия, он верил в то, что Яхве стал Богом всех наций. Он проповедовал эти теории о сущности Бога с такой убедительностью, что обращал в новую веру как евреев, так и их поработителей. Этот молодой пророк оставил письменное изложение своих учений, которые враждебные и злопамятные священники стремились представить как не имеющие никакого отношения к нему, хотя уже одно уважение к красоте и величию этих учений заставило включить их в книгу первого Исайи. Поэтому писания этого второго Исайи можно найти в одноимённой книге, с сороковой по пятьдесят пятую главу включительно.
       Ни один пророк или религиозный учитель между Макивентой и Иисусом не достигал такого же высокого представления о Боге, которое Исайя второй возвестил в дни пленения. Провозглашённый этим духовным лидером Бог не был ограниченным и антропоморфическим созданием человека. «Взгляни, он поднимает острова, как песчинки». «И как небо выше земли, так мои пути выше ваших путей, и мои мысли выше ваших мыслей».
       Наконец-то Макивента Мелхиседек увидел, как человеческие учители провозглашают смертному человеку истинного Бога. Вслед за Исайей первым, этот лидер проповедовал Бога как всеобщего создателя и вседержителя. «Я создал землю и утвердил на ней человека. Я сотворил её не напрасно, а для того, чтобы она была населена». «Я первый, и я последний; нет другого Бога, кроме меня». Говоря от имени Господа Бога Израиля, этот новый пророк сказал: «Небеса могут исчезнуть и земля обветшать, но моя праведность пребудет вечно, моё спасение – на веки вечные». «Не бойся, ибо я с тобой; не беспокойся, ибо я – Бог твой». «Нет иного Бога, кроме меня – Бога справедливого и Спасителя».
       И утешением для еврейских пленников, как и для многих тысяч с тех пор, было слышать слова, подобные этим: «Так говорит Господь: „Я сотворил тебя, я искупил тебя, я назвал тебя; ты – мой”». «Когда пересекаешь реки, я с тобою, ибо ты дорог в моих глазах». «Может ли женщина забыть своего грудного ребёнка, не пожалеть сына, вышедшего из её чрева? Да, она может забыть, но я не забуду своих детей, ибо взгляните: я начертал их на своих ладонях; я даже покрыл их тенью своей руки». «Пусть нечестивые люди оставят свои пути, а неправедные – свои помыслы, и пусть снова придут ко Господу, ибо он многомилостив».
       Вслушайтесь ещё раз в проповедь этого нового раскрытия Бога Салима: «Как пастырь он будет пасти стадо своё; ягнят он будет брать на руки и носить на груди своей. Он возвращает уставшим силу и дарует крепость изнемогшим. Верящие в Господа вновь обретают силу, расправляют крылья, как орлы; они бегут и не слабеют, идут и устали не знают».
       Этот Исайя широко распространял евангелие, раздвигавшее представление о верховном Яхве. Он соперничал с Моисеем в красноречии, изображая Господа Бога Израиля как Всеобщего Создателя. Его описание бесконечных атрибутов Всеобщего Отца отличалось поэтичностью. Никто и никогда не произносил ничего более прекрасного о небесном Отце. Как и Псалмы, писания Исайи принадлежат к числу наиболее возвышенных и истинных отображений духовной концепции Бога, когда-либо услышанных смертным человеком до прибытия на Урантию Майкиэля. Вслушайтесь в это изображение Божества: «Я высок и возвышен, я обитаю в вечности». «Я первый, и я последний, и нет другого Бога, кроме меня». «Рука Господа не сократилась для того, чтобы спасать, и ухо его не отяжелело для того, чтобы слышать». Новой для еврейства доктриной стала настойчивая проповедь божественного постоянства, преданности Бога, с которой выступал этот милосердный, но мужественный пророк. Он заявил, что «Бог не забудет, не оставит».
       Этот отважный учитель провозгласил, что человек и Бог связаны теснейшей связью, сказав: «Каждого, кто называется моим именем, я сотворил для славы моей, и они будут возвещать мою хвалу. Я, я сам отпускаю грехи их ради себя самого, и грехов их не помяну».
       Вслушайтесь в то, как этот великий еврей разрушает учение о национальном Боге, восславляя божественность Всеобщего Отца, о котором он говорит: «Мой трон – небеса, земля – подножие для моих ног». И вместе с тем Бог Исайи был святым, величественным, справедливым и непостижимым. Почти полностью исчезло представление о гневном, мстительном и ревнивом Яхве, которому поклонялись бедуины пустыни. Новая концепция верховного и всеобщего Яхве появилась в разуме смертных людей, чтобы уже никогда не исчезать из их поля зрения. Претворение божественной справедливости положило начало разрушению примитивной магии и биологического страха. Наконец-то человек познакомился со вселенной закона и порядка, со вселенским Богом, обладающим надёжными и окончательными атрибутами.
       И этот проповедник небесного Бога никогда не переставал провозглашать своего Бога любви. «Я живу в высоком святом месте и также с теми, чей дух сокрушён и смирен». Всё новые слова утешения находил этот великий учитель для своих современников: «И Господь будет вести вас всегда и насыщать ваши души. Вы будете, словно напоенный водою сад, словно ручей, который никогда не иссякает. И если враг прибудет, как река, дух Господа воздвигнет преграду». И вновь разрушающее страх евангелие Мелхиседека и рождающая доверие религия Салима засияли ярким светом во благо человечества.
       Осуществлённое этим дальновидным и мужественным Исайей, возвышенное изображение величия и универсального могущества верховного Яхве – Бога любви, правителя вселенной и нежного Отца всего человечества – полностью затмило националистического Яхве. С тех богатых событиями дней высшая западная концепция Бога всегда включала всеобщую справедливость, божественное милосердие и вечную праведность. Высоким слогом, с несравненным достоинством этот великий учитель описал всемогущего Создателя как вселюбящего Отца.
       Этот пророк периода вавилонского плена проповедовал своему народу и представителям многих других народов, внимавшим ему на берегу реки в Вавилоне. И этот второй Исайя сделал немало для того, чтобы нейтрализовать множество ложных и национально-эгоистических представлений о явлении обещанного Мессии. Однако, эта попытка удалась не полностью. Если бы священники не направили все свои усилия на построение ложного национализма, учения первого и второго Исайи создали бы условия, которые позволили бы узнать и принять обещанного Мессию.
       
       8. Священная и светская история.
       
       Обычай смотреть на описание жизненного опыта евреев как на священную историю, а на события остального мира – как на историю светскую, в значительной мере объясняет то запутанное положение, в которое попадает человеческий разум при интерпретации истории. Причиной тому является отсутствие светской истории евреев. После того, как священники вавилонского плена подготовили новое изложение якобы чудодейственных отношений Бога с евреями, то есть создали священную историю Израиля в том виде, в каком она существует в Ветхом Завете, они целиком и полностью уничтожили существовавшие памятники еврейской истории – такие книги, как «Деяния Царей Израильских» и «Деяния Царей Иудейских», наряду с некоторыми другими, более или менее точными изложениями еврейской истории.
       Для того, чтобы понять, почему пленённые и подневольные евреи до такой степени страшились разрушительного давления и неизбежного насилия светской истории, что взялись за полное переписывание и исправление своей истории, нам необходимо коротко рассмотреть факты их запутанного национального опыта. Следует помнить, что евреи не создали адекватной нетеологической философии жизни. Они боролись со своим изначальным, почерпнутым из Египта представлением о божественном вознаграждении за праведность в сочетании со страшными наказаниями за грехи. Драма Иова была чем-то вроде протеста против этой ошибочной философии. А откровенный пессимизм Экклезиаста был мудрой земной реакцией на эти чрезмерно оптимистические верования в Провидение.
       Однако пятьсот лет господства чужеземных правителей были слишком долгим сроком даже для терпеливых и многострадальных евреев. Пророки и священники возопили: «Надолго ли, Господи, надолго ли?» Честные евреи искали ответ в Писаниях, но приходили в ещё большее смущение. Один из прорицателей древности обещал, что Бог защитит и освободит свой «избранный народ». Амос грозил, что Бог отвернётся от Израиля, если его народ не вернётся к своим прежним критериям праведности. Автор Второзакония представил Великий Выбор между добром и злом, благословением и проклятием. Первый Исайя проповедовал милосердного царя-освободителя. Иеремия провозгласил эру сокровенной праведности – завет, начертанный на скрижалях сердца. Второй Исайя говорил о спасении через жертвоприношение и искупление. Иезекииль провозгласил освобождение через преданное служение, а Ездра обещал процветание через соблюдение закона. Но несмотря на всё это, евреи продолжали оставаться в кабале, а их освобождение откладывалось. Тогда явился Даниил со своей драмой неминуемого «кризиса» – крушения огромного истукана и немедленного установления вечного царства праведности, царства Мессии.
       И все эти тщетные надежды привели к столь глубокому национальному разочарованию и безысходности, что еврейские вожди запутались настолько, что не узнали и не приняли божественного Райского Сына, который вскоре явился к ним во плоти – в облике Сына Человеческого.
       Все современные религии впадают в глубокое заблуждение, давая чудотворное толкование некоторым эпохам человеческой истории. Хотя Бог действительно неоднократно вмешивался своей судьбоносной рукой Отца в поток людских дел, ошибочно считать теологические догмы и религиозные суеверия сверхъестественным осадком, возникающим в этом потоке человеческой истории под действием чудотворных процессов. Тот факт, что «Всевышние правят в царствах людей» ещё не превращает светскую историю в так называемую священную историю.
       Авторы Нового Завета и последующие христианские писатели ещё больше исказили еврейскую историю своими благонамеренными попытками придать еврейским пророкам трансцендентальный смысл. Так использование еврейской истории и еврейскими, и христианскими писателями привело к губительным последствиям. Светская история евреев была полностью догматизирована. Она превратилась в вымышленную священную историю и замысловато переплелась с моральными представлениями и религиозными учениями так называемых христианских народов.
       Краткое изложение основных моментов еврейской истории покажет, как исторические факты были настолько изменены в Вавилоне еврейскими священниками, что обыденная светская история их народа превратилась в вымышленную священную историю.
       
       9. Еврейская история.
       
       Никогда не существовало двенадцати колен Израиля – в Палестине поселились только три или четыре племени. Еврейская нация появилась в результате союза так называемых израильтян с ханаанеями. «И жили сыны Израиля среди ханаанеев. И брали дочерей их себе в жёны, и своих дочерей отдавали за сыновей ханаанеев». Древние евреи никогда не изгоняли ханаанеев из Палестины, несмотря на то, что священники без колебаний утверждали обратное.
       Национальное сознание израильтян сложилось на возвышенностях Ефрема; более позднее еврейское сознание возникло в южном клане Иуды. Евреи (иудеи) всегда старались очернить и оклеветать историю северных израильтян (ефремлян).
       Претенциозная история древних евреев начинается с повествования о том, как Саул собирал северные кланы для отражения нападения аммонитян на дружественные племена галаадян к востоку от Иордана. Выступив во главе армии, насчитывавшей немногим более трёх тысяч человек, он разбил врага, и именно после этого подвига ефремляне сделали его своим царём. Переиначивая рассказ об этом эпизоде, пленные священники увеличили численность армии Саула до 330.000 человек и добавили «мужей Иудиных» к списку племён, участвовавших в сражении.
       Сразу же после поражения аммонитян, Саул был избран царём по общему решению своего войска. Никто из священников или пророков не принимал в этом участия. Однако впоследствии священники записали, что Саула короновал пророк Самуил по велению небес. Они сделали это для того, чтобы положить начало «божественной наследственной линии» для царствования Давида в Иудее.
       Наиболее значительные искажения еврейской истории касаются Давида. После победы Саула над аммонитянами (которую он приписал Яхве), филистимляне встревожились и стали нападать на северные племена. Давид и Саул никогда не находили общего языка. Давид вместе с отрядом из шестисот человек вошёл в пределы филистимского союза и, поднявшись вдоль побережья, вышел к долине Ездрилон. Недалеко от Гефа филистимляне приказали Давиду отступить; они опасались, что он соединится с Саулом. Давид ретировался; филистимляне атаковали и разбили Саула. Они не смогли бы этого сделать, если бы Давид остался верен Израилю. Армия Давида представляла собой многоязыкое сборище изгоев, большей частью представлявших собой отбросы общества и людей, бежавших от правосудия.
       Из-за трагического поражения Саула от филистимлян у Гелвуя Яхве пал в глазах окружающих ханаанеев по сравнению с другими богами. В обычном случае поражение Саула было бы приписано отступничеству от Яхве, но на этот раз иудейские редакторы объяснили его отступлениями от ритуала. Легенда о Сауле и Самуиле потребовалась им в качестве предпосылки для царствования Давида.
       Давид вместе с небольшим войском устроил свою столицу в нееврейском городе Хевроне. Вскоре его соотечественники провозгласили его царём нового царства Иудейского. Иудея состояла в основном из нееврейских элементов: кенеев, халевеев, иевусеев и других ханаанеев. Будучи кочевниками-пастухами, они были преданы иудейской идее землевладения. Эти племена придерживались идеологии кланов, обитавших в пустыне.
       Отличие священной истории от светской хорошо иллюстрируется двумя различными рассказами о коронации Давида, которые приводятся в Ветхом Завете. По недосмотру священников, сохранилась часть светского рассказа о том, как ближайшие последователи Давида (его войско) сделали его царём; позднее священники сочинили пространное и скучное изложение священной истории, где описывается, как пророк Самуил, по велению небес, избрал Давида среди его братьев и официально, с использованием сложной и торжественной церемонии, помазал его на царство над евреями, после чего провозгласил его преемником Саула.
       Не раз случалось так, что священники, сочинив свои вымышленные рассказы о чудодейственных отношениях Бога с Израилем, забывали полностью убрать недвусмысленные изложения фактов, уже существовавшие в хрониках того времени.
       Стремясь создать себе политическую репутацию, Давид сначала женился на дочери Саула, потом – на вдове богатого идумеянина Навала, а затем – на дочери Талмая, царя Гессурского. Он взял себе в жёны шесть иевусских женщин, не считая Вирсавии – жены Хеттеянина.
       Именно такими методами и из таких людей Давид создал вымысел о божественном царстве – Иудее – как преемнике славы и традиций исчезавшего северного царства ефремлян – Израиле. Разношёрстная Иудея Давида была более нееврейской, чем еврейской. И невзирая на это, старейшины ефремлян пришли к нему и «помазали Давида в царя над Израилем». Ввиду военной угрозы, Давид заключил договор с иевусеями, а столицей единого царства сделал Иевус (Иерусалим) – город-крепость, находившийся на полпути между Иудеей и Израилем. Осознав происходящее, филистимляне напали на Давида. После ожесточённого сражения они были разбиты, и в очередной раз Яхве был утверждён «Господом Богом Саваофом».
       Однако Яхве не мог не поделиться частью своей славы с ханаанскими богами, ибо основная часть армии Давида была нееврейской. Так в ваших писаниях (по недосмотру иудейских редакторов) появилось красноречивое свидетельство: «Яхве разбил врагов моих предо мною. Поэтому место это было названо Ваал-Перацим». Они сделали так потому, что восемьдесят процентов воинов Давида поклонялись Ваалу.
       Давид объяснил поражение Саула при Гелвуе тем, что Саул напал на ханаанский город Гаваон, у жителей которого был мирный договор с ефремлянами, из-за чего Яхве отвернулся от него. Даже во времена Саула Давид защищал ханаанский город Кеила от филистимлян, а впоследствии сделал один из ханаанских городов своей столицей. Верный политике компромиссов с ханаанеями, Давид выдал семь потомков Саула гаваонитянам, которые казнили их.
       После поражения филистимлян Давид завладел «ковчегом Яхве», перенёс его в Иерусалим и сделал поклонение Яхве официальной религией своего царства. В качестве следующего шага он стал взимать высокие подати с идумеян, моавитян, аммонитян и сирийцев.
       В нарушение еврейских нравов, продажные чиновники Давида стали приобретать в личное пользование северные земли и вскоре взяли под свой контроль караванные пошлины, которые прежде взимали филистимляне. Затем произошла серия жестокостей, кульминацией которых стало убийство Урии. Все судебные апелляции рассматривались в Иерусалиме; «старейшины» более не могли вершить правосудие. Неудивительно, что вспыхнуло восстание. Сегодня Авессалома можно было бы назвать демагогом; его мать была ханаанейкой. Кроме сына Вирсавии – Соломона – существовало с полдюжины других претендентов на трон.
       После смерти Давида Соломон полностью очистил свою государственную машину от северных влияний, однако сохранил всю тиранию и налогообложение, существовавшие при режиме его отца. Роскошный двор Соломона и широкая программа строительства разорили страну: были построены Ливанский дом, дворец дочери фараона, храм Яхве, царский дворец и восстановлены стены многих городов. Соломон построил огромный еврейский флот, который под управлением сирийских моряков торговал со всем миром. Его гарем насчитывал почти тысячу наложниц.
       К этому времени храм Яхве в Силоме был дискредитирован, и центром всей религиозной жизни нации стала пышная дворцовая часовня в Иевусе. Северное царство вернулось к поклонению Элохиму. Оно пользовалось покровительством фараонов, которые позднее поработили Иудею и наложили на южное царство дань.
       Периоды подъёма сменялись периодами упадка – войнами Израиля и Иудеи. После четырёх лет гражданской войны и смены трёх династий Израиль оказался под властью городских деспотов, которые стали торговать землей. Даже царь Амврий попытался купить поместье Семира. Однако смертельная опасность нависла, когда Салманассар III решил распространить свою власть на средиземноморское побережье. Царь ефремлян Ахав объединился с десятью другими группами и дал бой при Каркаре. Сражение закончилось вничью. Ассириец был остановлен, но множество воинов союзной армии остались на поле брани. Это великое сражение даже не упоминается в Ветхом Завете.
       Новые неприятности возникли, когда Ахав попытался купить землю у Навуфея. Его жена-финикиянка подделала подпись Ахава на документах, в которых отдавалось распоряжение конфисковать землю Навуфея, обвинённого в осквернении имен «Элохима и царя». Навуфей и его сыновья были сразу же казнены. На месте событий появился решительный Илия, обвиняя Ахава в убийстве Навуфеев. Так Илия, один из величайших пророков, начал свои проповеди с защиты прежнего отношения к земле – против торговавших землёй поклонников Ваала, против стремления городов к господству над провинцией. Но эта реформа увенчалась успехом лишь после того, как провинциальный землевладелец Ииуй объединил свои силы с цыганским вождём Иегонадавом, уничтожив пророков Ваала (торговцев недвижимостью) в Самарии.
       Новая жизнь началась после того, как Иегоас и его сын Иеровоам избавили Израиль от врагов. Но в это время в Самарии уже правила преступная аристократия, по своим бесчинствам соперничавшая с династией Давида прежних дней. Государство и церковь действовали рука об руку. Попытка подавить свободу слова заставила Илию, Амоса и Осию писать втайне, что действительно положило начало еврейской и христианской Библиям.
       Однако северное царство исчезло лишь после того, как царь Израиля, заключив договор с царём Египта, отказался платить дань Ассирии. Последовала трёхлетняя осада, закончившаяся полным уничтожением северного царства. Так исчез Ефрем (Израиль). Иудея – то есть евреи, «остаток Израиля» – стала сосредоточивать землю в руках кучки людей, как сказал Исайя, «прибавляя дом к дому и поле к полю». Вскоре в Иерусалиме, наряду с храмом Яхве, появился храм Ваала. Конец этой власти террора был положен монотеистическим восстанием, поднятым несовершеннолетним царём Иоасом, который в течение тридцати пяти лет отстаивал веру в Яхве.
       Источником неприятностей следующего царя, Амасии, стали обложенные данью и восставшие идумеяне и их соседи. После блестящей победы Амасия повернул назад, чтобы напасть на своих северных соседей, но потерпел столь же сокрушительное поражение. Затем вспыхнул крестьянский бунт. Восставшие убили царя, а на трон посадили его шестнадцатилетнего сына. Это был Азария, которого Исайя называет Озией. После Озии дела пошли из рук вон плохо, и в течение ста лет Иудея платила дань ассирийским царям. Исайя первый обещал, что Иерусалим, город Яхве, будет стоять вечно. Но Иеремия не побоялся предсказать его падение.
       Причиной действительного краха Иудеи стала клика богатых и продажных политиков, действовавших в правление несовершеннолетнего царя Манассии. Изменение условий способствовало возвращению к культу Ваала, разрешавшему торговать землёй, что противоречило идеологии Яхве. Падение Ассирии и усиление Египта на некоторое время принесли Иудее избавление, и народ взял власть в свои руки. При Иосии он покончил с иерусалимской кликой продажных политиков.
       Однако эта эра закончилась трагедией, когда Иосия решил вступить в бой с Нехао, пытаясь остановить его огромную армию, продвигавшуюся из Египта вдоль берега моря на помощь сражавшимся с Вавилоном ассирийцам. Иосия потерпел сокрушительное поражение, а Иудея стала платить дань Египту. В Иерусалиме политическая партия Ваала вернулась к власти, и это было началом действительной зависимости от Египта. В последовавший за этим период времени ваалиты контролировали как суды, так и духовенство. Поклонение Ваалу представляло собой экономическую и социальную систему, имевшую отношение к правам собственности, а также к плодородию земли.
       После свержения Нехао Навуходоносором, Иудея попала под власть Вавилона и была оставлена в покое на десять лет, но вскоре восстала. Когда Навуходоносор выступил против Иудеи, её жители, чтобы повлиять на Яхве, стали проводить социальные реформы, в частности, освобождать рабов. После временного вывода вавилонской армии евреи возрадовались, поверив в то, что реформа принесла им избавление. Именно тогда Иеремия предупредил их о нависшей опасности, и вскоре Навуходоносор вернулся.
       Конец Иудеи пришёл внезапно. Город был разрушен, а народ угнан в Вавилон. Противостояние Яхве и Ваала закончилось пленом, и плен стал тем потрясением, которое привело остатки израильтян к монотеизму.
       В Вавилоне евреи пришли к выводу, что они не могут существовать в Палестине в виде небольшой группы со своими особыми социальными и экономическими обычаями, и что их идеология может восторжествовать только в случае обращения в неё иноверцев. Так родилось новое представление о предназначении – идея о том, что евреи должны стать избранными слугами Яхве. Еврейская религия Ветхого Завета по-настоящему сформировалась в годы плена.
       Доктрина бессмертия также сформировалась в Вавилоне. Раньше евреи считали, что идея будущей жизни умаляла значение их евангелия социальной справедливости. Теперь же теология впервые заняла место социологии и экономики. Религия превращалась в систему человеческой мысли, которой предстояло всё больше отделяться от политики, социологии и экономики.
       Так правда о еврейском народе показывает, что священная история в значительной мере оказывается всего лишь хроникой обыкновенной светской истории. Иудаизм был той почвой, на которой выросло христианство, однако евреи не были сверхъестественным народом.
       
       10. Религия евреев.
       
       Израильские вожди внушали израильтянам, что они являются избранным народом не ради особых привилегий и исключительного божественного благоволения, а во имя особого служения – нести всем нациям истину о едином Боге над всеми людьми. Они обещали евреям, что если те исполнят данное им предназначение, они станут духовными лидерами всех народов, и грядущий Мессия будет править над ними и всеми людьми как Князь Мира.
       Получив от персов свободу, евреи вернулись в Палестину, но лишь для того, чтобы попасть в кабалу собственных законов, жертвоприношений и ритуалов, подчинённых священникам. И так же, как еврейские кланы отвергли чудесный рассказ о Боге, с которым к ним обратился в своей прощальной речи Моисей, в пользу ритуалов жертвоприношения и покаяния, так и остатки этой еврейской нации отвергли величественное представление второго Исайи, отдав предпочтение правилам, предписаниям и ритуалам всё более многочисленного духовенства.
       Национальный эготизм, ложная вера в неправильно представляемого обещанного Мессию, усиление кабалы и тирании духовенства, – всё это навсегда заставило замолчать их духовных лидеров (за исключением Даниила, Иезекииля, Аггея и Малахии); и с того времени и до прихода Иоанна Крестителя весь Израиль приходил в состояние всё большего духовного упадка. Однако евреи всегда хранили своё представление о Всеобщем Отце; они продолжают следовать этой концепции Божества и в двадцатом веке после Христа.
       От Моисея до Иоанна Крестителя протянулся непрерывный ряд правоверных учителей, которые передавали факел монотеизма от одного поколения к другому, неизменно порицая бессовестных правителей, разоблачая меркантильное духовенство и призывая людей быть преданными верховному Яхве – Господу Богу Израиля.
       Как нация, евреи со временем утратили свою политическую индивидуальность, но еврейская религия, основанная на искренней вере в единого и всеобщего Бога, продолжает жить в сердцах рассеянных изгнанников. И эта религия жива потому, что ей удалось сохранить высшие ценности своих последователей. Еврейская религия действительно сберегла народные идеалы, однако она не смогла стать двигателем прогресса и вдохновителем творческих открытий философии в сферах истины. У еврейской религии было много слабых сторон – например, ущербность философии и почти полное отсутствие эстетики, – но она действительно оберегала нравственные ценности; поэтому она сохранилась. По сравнению с другими концепциями Божества, представление о верховном Яхве было определённым, живым, личностным и нравственным.
       Немногие народы так же любили справедливость, мудрость, истину и праведность, как евреи, но из всех народов они в наименьшей степени способствовали интеллектуальному осмыслению и духовному пониманию этих божественных качеств. Хотя теология иудаизма отказалась расширить свои границы, она сыграла важную роль в развитии двух других мировых религий – христианства и ислама.
       Еврейская религия сохранилась также благодаря своим институтам. Религии трудно уцелеть в виде частной практики изолированных индивидуумов. Извечная ошибка религиозных лидеров заключается в том, что, видя зло институциональной религии, они стремятся уничтожить сам метод групповых действий. Они могли бы добиться большего, реформируя ритуалы, а не уничтожая их. В этом отношении Иезекииль был мудрее своих современников: хотя он и присоединился к ним в требовании личной моральной ответственности, его целью было также создание и безукоризненное исполнение более совершенного и чистого ритуала.
       Так сменявшие друг друга учители Израиля совершили величайший подвиг за всю историю эволюции религии на Урантии: постепенную, но непрерывную трансформацию варварского представления о дикарском демоне Яхве – ревнивом и жестоком боге-духе грохочущего синайского вулкана – в последующую, величественную и божественную, концепцию верховного Яхве, создателя всего сущего, любвеобильного и милосердного Отца всего человечества. И эта древнееврейская концепция Бога оставалась высочайшим человеческим представлением о Всеобщем Отце вплоть до того времени, когда она получила новое и столь совершенное развитие в личных учениях и жизненном примере его Сына – Майкиэля Небадонского.
       
       Представлено Мелхиседеком Небадона.
       
       

       в. Учение Мелхиседека на Западе (док.98)

       

       (Греция. Рим. Мистериальные культы. Митраизм. Христианство.) 
                            1. Религия Салима у греков.
                            2. Греческая философская мысль. 
                            3. Учение Мелхиседека в Риме. 
                            4. Мистериальные культы. 
                            5. Культ Митры. 
                            6. Митраизм и Христианство.
                            7. Христианская религия.

       Учение Мелхиседека достигали Европы самыми различными путями, но главным образом через Египет, а после глубокой эллинизации, а позднее христианизации, стали составной частью западной философии. Идеалы западного мира были в основном унаследованы от Сократа, а последующей религиозной философией Запада стала философия Иисуса, модифицированная и искажённая в процессе соприкосновения с развивающейся западной философией и религией; кульминацией этого процесса стало создание христианской церкви.
       В течение долгого времени салимские миссионеры продолжали свою деятельность в Европе, которая постепенно впитывалась многими периодически возникавшими культами и ритуальными группами. Среди тех, кто сохранял учения Салима в наиболее чистом виде, следует отметить киников. Эти проповедники веры в Бога и доверия к нему всё ещё действовали в Европе эпохи Римской империи в первом веке после Христа и впоследствии приняли участие в создании нарождавшейся христианской религии.
       Салимское учение распространялось в Европе в значительной мере благодаря еврейским наёмникам, которые участвовали в бесчисленных сражениях западного мира. В давние времена евреи славились героизмом на поле боя не меньше, чем своеобразием теологии.
       В своей сущности основные доктрины греческой философии, еврейской теологии и христианской этики были отражением предшествовавших им учений Мелхиседека.
       
       1. Религия Салима у греков.
       
       Салимские миссионеры могли бы создать у греков обширную религиозную структуру, если бы не их жёсткая интерпретация клятвы посвящения; введённый Мелхиседеком обет запрещал формирование особых конгрегаций для вероисповедания и требовал от каждого учителя обещания никогда не исполнять обязанности священника, никогда не получать плату за религиозную службу – только пищу, одежду и кров. Когда проповедники Мелхиседека проникли в доэллинскую Грецию, они обнаружили там народ, который всё ещё придерживался традиций, существовавших со времён Адамсона и андитов, однако эти учения были грубо искажены понятиями и поверьями, привнесёнными ордами малоразвитых рабов, во всё больших количествах доставляемых к берегам Греции.
       В результате этих фальсификаций произошёл возврат к примитивному анимизму и кровавым ритуалам, причём низшие классы превратили в особый ритуал даже казнь приговорённых преступников.
       Первоначальное влияние салимских учителей было почти полностью сведено на нет так называемым арийским вторжением из южной Европы и с Востока. Эти эллинские захватчики принесли с собой антропоморфические концепции Бога, похожие на те, с которыми их собратья, арии, познакомили Индию. Это заимствование положило начало развитию греческого семейства богов и богинь. Новая религия частично основывалась на культах пришедших эллинских варваров, но она также использовала мифы более древних обитателей Греции.
       Увидев, что преимущественным культом Средиземноморья является культ матери, эллинские греки навязали этим народам своего мужского бога – Дьяус-Зевса, который, подобно Яхве у генотеистических семитов, к тому времени уже стал главой всего греческого пантеона подчинённых ему богов. Придерживаясь концепции Зевса, греки могли бы со временем прийти к истинному монотеизму, если бы Рок не остался у них воплощением высшего управляющего начала. Бог, имеющий окончательную ценность, должен сам по себе являться вершителем и творцом предназначения.
       Вскоре эти факторы религиозной эволюции привели к рождению распространённого верования в беспечных богов Олимпа, обладавших, скорее, человеческими, нежели божественными качествами, и никогда не вызывавших у разумных греков какого-либо серьёзного к себе отношения. Эти божества, созданные ими самими, не пробуждали в них ни большой любви, ни большого страха. Зевс и его семейство полулюдей-полубогов порождали патриотические и национальные чувства, которые, однако, вряд ли имели отношение к почитанию или поклонению.
       В сознании эллинов настолько упрочились доктрины ранних салимских учителей, направленные против духовенства, что в Греции никогда не появлялось сколько-нибудь значительного священства. Даже создание изображений богов больше относилось к искусству, чем к поклонению.
       Олимпийские боги являются типичным примером антропоморфизма. Однако греческая мифология больше отличалась эстетичностью, чем этичностью. Ценность греческой религии заключалась в том, что она изображала вселенную, управляемую группой божеств. И всё же, в своём развитии греческая мораль, этика и философия вскоре далеко обошли представление о боге, и этот дисбаланс между интеллектуальным и духовным ростом был столь же опасным для Греции, каким он оказался и для Индии.
       
       2. Греческая философская мысль.
       
       Не вызывающая серьёзного к себе отношения и поверхностная религия не может уцелеть, особенно, если она лишена духовенства, которое укрепляло бы её внешние проявления и наполняло бы сердца её приверженцев страхом и благоговением. Олимпийская религия не обещала спасения, как не утоляла она и духовную жажду своих верующих; поэтому у неё не было будущего. Не прошло и тысячи лет с момента её возникновения, как она практически исчезла, и греки остались без национальной религии, ибо боги Олимпа утратили свою власть над лучшими умами.
       Таким было положение, когда в течение шестого века до Христа Восток и Левант пережили возрождение духовного сознания и новое пробуждение интереса к монотеизму. Однако Запад остался в стороне от этого процесса; ни Европа, ни северная Африка не приняли широкого участия в религиозном возрождении. Тем не менее греки добились действительно великолепных результатов в интеллектуальном развитии. Они начали побеждать страх и более не рассматривали религию как противоядие от страха, но они не увидели, что истинная религия является лекарством от разъедающих душу сомнений, духовных терзаний и нравственного отчаяния. Они стремились утешить душу глубокомыслием – философией и метафизикой. От размышлений о самосохранении – спасении – они обратились к самореализации и самопознанию.
       Строгостью мышления греки стремились достичь такого осознания уверенности, которое заменило бы веру в спасение, но их усилия оказались тщетными. Только наиболее разумные представители высших классов эллинских народов смогли постичь новое учение; простой люд – потомки рабов предыдущих поколений – был неспособен воспринять этот новый заменитель религии.
       Философы презирали любые формы поклонения, несмотря на то, что все они в той или иной мере придерживались салимской доктрины – веры во «вселенский Разум», «идею Бога» и «Великий Источник». В той мере, в какой греческие философы признавали божественное и сверхконечное, они были откровенными монотеистами и без особого почтения относились к плеяде богов и богинь Олимпа.
       Греческие поэты пятого и шестого веков, в особенности Пиндар, пытались реформировать греческую религию. Они возвысили её идеалы, однако оставались больше служителями искусства, чем религии. Им не удалось создать метод, который способствовал бы развитию и сохранению высших ценностей.
       Ксенофан учил о едином Боге, но в его представлении божество было слишком пантеистическим для того, чтобы стать личностным Отцом смертного человека. По своим убеждениям Анаксагор был механистом, если не считать того, что он признавал Первопричину – Изначальный Разум. Сократ и его последователи Платон и Аристотель учили, что добродетель есть знание; доброта – здоровье души; что лучше страдать от несправедливости, чем быть виновным в ней, что порочно платить злом за зло, и что боги мудры и добры. В их понимании основными добродетелями являлись мудрость, мужество, воздержание и справедливость.
       Эволюция религиозной философии среди эллинских и еврейских народов является наглядным примером противоположной деятельности церкви как института, определяющего культурный прогресс. В Палестине человеческое мышление было настолько подчинено священникам и контролировалось религиозными книгами, что религия и мораль целиком поглотили философию и эстетику. В Греции, ввиду почти полного отсутствия священников и «священных писаний», человеческий разум оставался свободным и нескованным, что позволило достичь поразительной глубины мысли. Однако религия как личный опыт отстала от интеллектуальных исследований сущности и реальности космоса.
       В Греции вера была подчинена мышлению; в Палестине мышление находилось в подчинении у веры. Сила христианства в значительной мере объясняется его широкими заимствованиями как еврейской морали, так и греческой мысли.
       В Палестине религиозная догма окостенела настолько, что превратилась в угрозу дальнейшему развитию; в Греции человеческая мысль стала столь абстрактной, что концепция Бога вылилась в туманные пантеистические рассуждения, в которых было много общего с неличностной Бесконечностью брахманских философов.
       Однако простые люди того времени не понимали греческой философии с её идеей самореализации и абстрактного Божества и не проявляли к ней особого интереса; скорее, они жаждали обещаний спасения, стремились к личностному Богу, который смог бы услышать их молитвы. Они изгоняли философов и преследовали уцелевших приверженцев салимского культа – ведь обе доктрины в значительной мере слились – и были готовы к ужасному и разнузданному погружению в безрассудство мистериальных культов, распространявшихся в то время в Средиземноморье. Элевсинские мистерии развивались вместе с пантеоном олимпийцев и представляли собой греческую версию поклонения плодовитости; в образе Диониса процветало поклонение природе. Лучшим из культов было орфическое братство, чьи нравственные проповеди и обещания спасения притягивали к себе многих людей.
       Вся Греция пользовалась этими новыми способами обретения спасения, этими эмоциональными и пылкими ритуалами. Ни одна нация за столь короткое время не достигала таких высот художественной философии; ни одна не создавала столь же прогрессивной системы этики, практически не знавшей Божества и полностью лишённой обещания человеческого спасения; ни одна нация не погружалась столь стремительно, глубоко и с таким неистовством в такие глубины интеллектуальной косности, нравственной развращённости и духовной нищеты, как эти греческие народы, бросившиеся в безумный водоворот мистериальных культов.
       Религии могли в течение длительного времени существовать без философской поддержки, но редкая философия, как таковая, могла долго сохраняться без какого-то отождествления с религией. Философия для религии – то же, что образ для действия. Однако идеальным для человека является такое положение, при котором философия, религия и наука посредством совместного действия мудрости, веры и опыта сливаются в исполненное смысла единство.
       
       3. Учение Мелхиседека в Риме.
       
       Последующая религия латинских народов, уходящая своими корнями в ранние религиозные формы поклонения семейным богам и превратившаяся в племенное почитание бога войны Марса, естественным образом напоминала, скорее, политический обряд, нежели интеллектуальную систему – наподобие греческой или брахманской – или же более духовные религии некоторых других народов.
       В эпоху великого монотеистического возрождения евангелия Мелхиседека в шестом веке до Христа лишь редкие салимские миссионеры смогли добраться до Италии, а те, кому это удалось, оказались неспособны преодолеть влияние быстро распространявшегося этрусского духовенства с его новой плеядой богов и храмов, объединённых в государственной религии Рима. В противоположность религии греков, эта религия латинских племён не была мелкой и продажной, а по сравнению с еврейской, она не отличалась суровым и тираническим характером. В основном она ограничивалась соблюдением церемоний, клятв и табу.
       Огромное влияние на римскую религию оказали культурные заимствования из Греции. В итоге, большинство олимпийских богов были перенесены на римскую почву и вошли в латинский пантеон. В течение долгого времени греки поклонялись домашнему очагу – богиней очага была целомудренная Гестия; римской богиней семейного очага являлась Веста. Зевс стал Юпитером, Афродита – Венерой; аналогичные параллели появились и у многих других олимпийских божеств.
       Религиозные инициации римских юношей сопровождались торжественным посвящением на служение государству. Присяги и приём в граждане по существу являлись религиозными обрядами. Латинские народы строили храмы, алтари и святыни, а во времена кризисов прибегали к помощи оракулов. Они хранили останки героев, позднее – мощи христианских святых.
       Этот формальный и бесстрастный вид псевдорелигиозного патриотизма был обречён на крах – так же, как высокоинтеллектуальное и художественное поклонение греков пало перед пылким и глубоко эмоциональным поклонением, свойственным мистериальным культам. Величайшим из этих разрушительных культов была тайная религия секты Божьей Матери, центр которой находился на том самом месте, где сегодня стоит собор Святого Петра в Риме.
       Молодое римское государство проводило политику завоеваний, однако оно было, в свою очередь, завоёвано культами, ритуалами, мистериями и концепциями Бога, заимствованными из Египта, Греции и Леванта. Эти привнесённые культы продолжали процветать на всей территории Римской империи вплоть до воцарения Августа, который – исключительно по политическим и гражданским мотивам – совершил героическую и в некоторой степени успешную попытку покончить с мистериями и возродить более древнюю политическую религию.
       Один из жрецов государственной религии поведал Августу о древних попытках салимских учителей распространить доктрину единого Бога – окончательного Божества, восседающего над всеми сверхъестественными существами; и эта идея столь увлекла императора, что он выстроил множество дворцов, украсил их прекрасными изваяниями, провёл реорганизацию государственного жречества, возродил государственную религию, назначил себя верховным жрецом всех людей и, как император, без колебаний, провозгласил самого себя верховным богом.
       Эта новая религия поклонения Августу процветала и соблюдалась на протяжении всей его жизни по всей империи, за исключением Палестины – родины евреев. И эта эра человеческих богов продолжалась до тех пор, пока число самопровозглашённых божеств в официальной римской религии не превысило сорока, причём каждый из них заявлял о своём чудотворном рождении и других сверхчеловеческих атрибутах.
       Последним сопротивлением тающей кучки салимских верующих было выступление группы убеждённых проповедников – киников, призывавших римлян отказаться от своих диких и бессмысленных религиозных ритуалов и вернуться к вероисповеданию, включавшему евангелие Мелхиседека в его видоизменённом и искажённом состоянии, в которое оно пришло после соприкосновения с философией греков. Однако в своей массе люди отвергли киников. Они предпочитали отдаваться ритуалам мистерий, которые не только давали надежду на личное спасение, но также удовлетворяли страсть к развлечениям, острым ощущениям и увеселениям.
       
       4. Мистериальные культы.
       
       Большинство народов греко-римского мира, утративших свои примитивные семейные и государственные религии и неспособных или не желающих проникнуть в сущность греческой философии, обратили свой взор на зрелищные и эмоционально насыщенные мистериальные культы, заимствованные из Египта и Леванта. Простой люд жаждал обещаний спасения – религиозного утешения в этой жизни и гарантий надежды на загробную жизнь.
       Наиболее популярными стали три мистериальных культа:
       1. Фригийский культ Кибелы и её сына Аттиса.
       2. Египетский культ Осириса и его матери Исиды.
       3. Иранский культ поклонения Митре как спасителю и искупителю греховного человечества.
       Фригийские и египетские мистерии учили, что божественный сын (соответственно, Аттис и Осирис) пережил смерть и был воскрешён с помощью божественной силы, а также, что всякий человек, прошедший должный обряд посвящения в мистерию и благоговейно отмечающий годовщину смерти и воскресения бога, причащается, таким образом, к его божественной природе и бессмертию.
       Фригийские ритуалы были впечатляющими, но унизительными; их кровавые празднества показывают, насколько выродившимися и примитивными стали эти мистерии Леванта. Самым святым днём была Чёрная Пятница – «день крови», который отмечался в память о самоубийстве Аттиса. Трёхдневное прославление жертвы и смерти Аттиса сменялось весельем в честь его воскресения.
       По сравнению с фригийским культом, ритуалы поклонения Исиде и Осирису отличались большей утончённостью и выразительностью. Источником египетского ритуала стала легенда о древнем боге Нила – умершем и воскресшем боге, представление о котором возникло из наблюдения за ежегодным увяданием растительного мира, сменявшимся весенним возрождением всех живых растений. Неистовство этих мистериальных культов и оргий, которыми сопровождались их ритуалы и которые, якобы, вели к «экстазу» познания божественности, порой носили крайне отталкивающий характер.
       
       5. Культ Митры.
       
       Со временем фригийские и египетские мистерии отступили перед величайшим из всех мистериальных культов – поклонением Митре. Культ Митры взывал ко многому в человеческой природе и постепенно вытеснил обоих своих предшественников. Митраизм распространился на всю Римскую империю благодаря тем римским легионам, которые были набраны в Леванте, где эта религия пользовалась популярностью, и куда бы ни направлялись легионеры, они повсюду несли свою веру. И в сравнении с более ранними мистериальными культами, новый религиозный ритуал был огромным шагом вперёд.
       Культ Митры появился в Иране и долгое время существовал на своей родине, несмотря на яростное сопротивление последователей Заратустры. Однако к тому времени, когда митраизм достиг Рима, он уже был существенно улучшен за счёт усвоения многих учений Заратустры. В основном именно через культ Митры религия Заратустры оказала влияние на появившееся позднее христианство.
       Культ Митры изображал воинственного бога, родившегося из огромной скалы, совершающего героические поступки и ударом своих стрел высекающего воду из камня. Этот культ повествует о потопе, во время которого спасся один человек в специально построенном судне, и о прощальной трапезе, которую Митра разделил с богом-солнцем перед тем, как вознестись на небо. Этот бог-солнце, или Sol Invictus, был вырождением Ахурамазды – представления о божестве в зороастризме. Митра считался спасшимся поборником бога-солнца в его борьбе с богом тьмы. После убийства мифического священного быка Митра был признан бессмертным, возвышенным до положения заступника человеческого рода перед небесными богами.
       Приверженцы этого культа совершали свои обряды в пещерах и других тайных местах, распевали гимны, бормотали магические заклинания, ели плоть закланных животных и пили их кровь. Поклонения совершались три раза в день, кроме того, существовали специальные еженедельные ритуалы в день бога-солнца, а ежегодный праздник Митры, который отмечался двадцать пятого декабря, соблюдался с особой тщательностью. Люди верили в то, что вкушая жертвенную плоть, человек обретает вечную жизнь и после смерти может сразу же попасть в лоно Митры, где будет пребывать в блаженстве вплоть до суда. В судный день Митра отопрёт своими ключами от неба врата Рая и впустит туда благочестивых; после этого все непосвящённые – как живые, так и мёртвые – будут уничтожены по возвращении Митры на землю. Этот культ учил, что после смерти человек предстанет перед Митрой для вынесения приговора, и что с наступлением конца света Митра призовёт всех умерших из могил для страшного суда. Грешники сгорят в огне, а праведники будут вечно царствовать вместе с Митрой.
       Поначалу это была религия для одних только мужчин, и существовало семь орденов, в которые могли последовательно посвящаться верующие. Позднее жён и дочерей верующих стали допускать в храмы Великой Матери, примыкавшие к храмам Митры. Женский культ представлял собой смешение ритуалов митраизма и фригийского культа Кибелы – матери Аттиса.
       
       6. Митраизм и христианство
       
       До появления мистериальных культов и христианства личная религия как отдельный институт практически не существовала в цивилизованных странах северной Африки и Европы; религия являлась больше делом семьи и города-государства, политическим и имперским делом. У эллинских греков так и не возникло централизованной системы поклонения; их ритуалы имели местное значение; у них не было духовенства и «священной книги». Во многом так же, как и у римлян, их религиозным институтам не хватало мощной побуждающей силы, способной сохранить высшие нравственные и духовные ценности. Хотя и верно, что формализация религии обычно уменьшала её духовность, столь же справедлив тот факт, что пока ещё ни одной религии не удалось сохраниться без помощи формальной организации – в том или ином виде, в той или иной степени.
       Поэтому западная религия продолжала чахнуть, пока не настало время скептиков, киников, эпикурейцев и стоиков, но прежде всего, пока не началось великое состязание митраизма с новой христианской религией Павла.
       В течение третьего века после Христа митраистские и христианские церкви были очень похожи друг на друга и внешне, и по характеру своих ритуалов. Места поклонения большей частью находились под землёй, и в обоих культах использовались алтари, на заднем плане которых находились различные изображения страданий спасителя, принёсшего избавление проклятому за свои грехи человечеству.
       При входе в храм митраисты всегда окунали пальцы в святую воду. И так как в некоторых местностях встречались люди, которые одновременно исповедовали обе религии, то они ввели этот обычай в большинстве христианских церквей, находившихся вблизи Рима. В обеих религиях использовалось омовение, а также причащение хлебом и вином. Если не касаться личностей Митры и Иисуса, крупнейшим отличием митраизма от христианства было то, что один поощрял воинственность, в то время как второму было свойственно сверхмиролюбие. Терпимость митраизма к другим религиям (за исключением позднего христианства) привела к его полному исчезновению. Однако решающим фактором в борьбе между ними был приём женщин в качестве полноправных членов в христианскую веру.
       В конце концов, номинальная христианская вера стала господствующей на Западе. Греческая философия дала ей этические ценности, митраизм – ритуал поклонения, собственно христианство – метод сохранения нравственных и социальных ценностей.
       
       7. Христианская религия.
       
       Сын-Создатель воплотился в облике смертного человека и посвятил себя человеческому роду Урантии не для умиротворения гневного Бога, а для того, чтобы обратить всё человечество к осознанию любви Отца и своего статуса детей Бога. В конце концов, даже великий сторонник доктрины искупления частично понял эту истину, провозгласив, что «Бог во Христе примирял мир с собой».
       Вопрос о происхождении и распространении христианской религии выходит за рамки данного документа. Достаточно сказать, что она построена вокруг личности Иисуса Назарянина – небадонского Сына-Майкиэля, воплотившегося в облике человека и известного на Урантии как Христос, помазанник. Христианство распространялось в Леванте и на Западе последователями этого галилеянина, миссионерский пыл которых не уступал рвению знаменитых предшественников – сифитов и салимитов, – а также их убеждённых азиатских современников, учителей буддизма.
       Как урантийская система веры, христианская религия возникла через соединение учений, влияний, культов и индивидуальных отношений отдельных личностей:
       1. Учений Мелхиседека, которые являются основополагающим фактором всех религий Запада и Востока, появившихся за последние четыре тысячи лет.
       2. Еврейской системы морали, этики, теологии и веры как в Провидение, так и в верховного Яхве.
       3. Учения зороастризма о борьбе между космическим добром и злом, которое к тому времени уже оставило свой след в иудаизме и митраизме. В результате продолжительных столкновений митраизма с христианством в период борьбы двух религий, доктрины иранского пророка стали мощным фактором при определении теологического и философского типа и структуры учений, догматов и космологии эллинизированных и латинизированных версий учений Иисуса.
       4. Мистериальных культов – в особенности митраизма, но также поклонения Великой Матери во фригийском культе. Даже легенды о рождении Иисуса на Урантии смешивались с римской версией о чудотворном рождении иранского героя-спасителя Митры, чьё явление на землю было якобы засвидетельствовано лишь несколькими пастухами, которые, узнав о предстоящем событии от ангелов, принесли свои дары.
       5. Исторического факта человеческой жизни Иешуа бен Иосифа – реального существования Иисуса Назарянина как прославленного Христа, Сына Бога.
       6. Личных воззрений Павла Тарсянина. Следует отметить, что в годы его юности митраизм был господствовавшей религией Тарса. Павел не предполагал, что его благонамеренные послания к своим прозелитам станут для последующих христиан «словом Бога». Такие учители действуют из лучших побуждений, и нельзя считать их ответственными за то, как потомки используют их писания.
       7. Философской мысли эллинистических народов Александрии, Антиохии, Греции, Сиракуз и Рима. Греческая философия лучше сочеталась с предложенной Павлом версией христианства, чем с другими современными ей религиозными системами, и стала важным фактором для успеха христианства на Западе. Вместе с теологией Павла, греческая философия до сих пор составляет основу европейской этики.
       По мере своего проникновения на Запад, изначальные учения Иисуса приобретали всё более западный характер и тем самым утрачивали свою потенциальную притягательность для всех рас и всех типов людей. Сегодня христианство превратилось в религию, хорошо приспособленную к социальным, экономическим и политическим нравам белых рас. Оно уже давно перестало быть религией Иисуса, хотя для тех индивидуумов, которые искренне стремятся следовать этому учению, оно до сих пор является доблестным изложением прекрасной религии, рассказывающей об Иисусе. Оно прославило Иисуса как Христа, мессианского Божьего помазанника, однако оно в значительной мере забыло личное евангелие Учителя – отцовство Бога и братство всех людей.
       На этом заканчивается долгий рассказ об учениях Макивенты Мелхиседека на Урантии. Прошло почти четыре тысячи лет с того времени, как этот чрезвычайный Сын посвятил себя Урантии, и за это время учения «священника Эль-Эльона, Всевышнего Бога» стали достоянием всех рас и народов. И Макивента достиг цели своего необычного посвящения: когда Майкиэль готовился к появлению на Урантии, в сердцах мужчин и женщин уже существовало представление о Боге – то же представление о Боге, которое вновь и вновь пламенеет в живом духовном опыте разнообразных детей Всеобщего Отца, проживающих свои увлекательные временные жизни на кружащихся планетах пространства.
       
       Представлено Мелхиседеком Небадона.
       
       С аудио комментариями и пояснениями к данным материалам можно ознакомится на сайте: www.urantia.me